— Я н-не знал, я честное слово не знал, Джейк! — заплакал он, размазывая грязными руками по лицу сопли и слезы. — Он давно говорил всем нам, что ты плохой человек, что с тобой нельзя заводить дружбу, но… Мне так стыдно, я никогда бы… Я не такой! Да я никому бы такого не пожелал!
Отойдя на пару шагов, озадаченный внезапной переменой, я уточнил на всякий случай:
— Так ты был не в курсе, зачем тащить меня на железную дорогу?
Жирдяй затряс головой, продолжая причитать что-то про “никому не пожелаю” и “ужасно жаль”.
Дальше я даже слушать не стал. Душещипательные признания мне было сложно понять.
Меня больше интересовали причины действий Швабры. Раз жирдяй не мог мне помочь, то толку его допрашивать больше не было.
Оставалось выследить Швабру, когда он будет один, без вечной толпы подхалимов, узнать у него причину ненависти ко мне, а потом сделать с ним что-нибудь равноценное тому, что случилось со мной. Правда пока я не мог придумать, что.
***
Жирдяй жил на седьмом этаже, я — на восьмом. Девятый и десятый этаж пустовали, квартиры там стояли закрытыми всегда, сколько я себя помнил. Швабра жил на одиннадцатом, выше него был только чердак.
Планов я не составлял, но додумался заранее собрать сумку вещей, которые возьму с собой, когда придется убегать. Я надеялся подкараулить Швабру на одном из пустых этажей, когда он будет спускаться куда-нибудь по делам, прижать в темный угол и выспросить все, что мне нужно.
Естественно, он был старше меня, выше и сильнее. Потому в качестве аргумента я взял кухонный нож, которым тетка обычно рубила кости на бульон.
Сумку с вещами я еще днем спрятал в кустах у железной дороги, решив уйти из города вдоль путей. На улице шел обычный противный дождь, потому я замотал ее в мусорный пакет и придавил сверху камнем, чтоб она уж точно никуда не делась.
Вечером я сказал тетке, что до поздней ночи просижу в школе за компом, тайком схватил нож и спрятался на десятом этаже.
Дождь за окном хлестал все сильней, на лестничной клетке горела одинокая тусклая лампочка, оставляя половину лестницы и дальние углы в полном мраке, потому можно было надеяться на элемент внезапности. Я прислонился к стене и стал ждать.
Что делать-то? Просто поговорить? А если его дружки будут с ним? С толпой мальчишек разом я не справлюсь.
А если он меня с лестницы толкнет и скажет, что так и было? До конца доведет задуманное.
Мы так ни разу и не пересекались с того самого дня. А что, если он просто выжидал момент, чтоб заново попытаться меня прикончить?
Черт, боюсь прямо как маленький!
Я успокоил дыхание и постарался выкинуть все это из головы.
Минуты тянулись медленно, словно липли друг к другу. Далеко внизу слышались шаги и голоса.
Я представил, как сливаюсь со стеной, как моя кожа растворяется, становясь одним целым с подъездной краской. Закрыв глаза, я мысленно соединился с домом и вдруг почувствовал, сколько же в нем людей. Мужчины и женщины, дети и старики — там, внизу, жили тихой вечерней жизнью десятки семей. Я чувствовал их, осязал исходящее от них тепло. Мое воображение представило на месте каждого крошечный огонек свечи. Маленький плюшевый теплый шарик. Крупинку невидимого за тучами солнца.
По лестнице сверху кто-то шел — я не слышал шагов, но чувствовал их кожей. Мне даже не надо было открывать глаза, я знал, где он сейчас находится.
Это точно Швабра. От него в моем воображении не было тепла.
Он не видел меня, а я его ощущал. Он не догадывался о моем присутствии.
Я сделал шаг из темноты, собираясь приставить кухонный нож к его горлу.
Предательская лампочка над нами вспыхнула крохотным взрывом сверхновой, загоревшись с утроенной силой.
Швабра вздрогнул и обернулся на долю секунды раньше, чем было нужно. Лицо его перекосила гримаса злости.
Страшный — жуть!
Резким взмахом руки он выбил нож и толкнул меня назад.
Спиной я впечатался в стену. Швабра навалился на меня, локтем пытаясь достать мне до горла. Я изо всех сил этому мешал. Сквозь наше пыхтение я слышал его скрип зубов.
Сознание мое по прежнему было пусто, я закрыл на секунду глаза, а потом ясно увидел черную сосущую пустоту на уровне сердца Швабры. Во все стороны от его тела расходились тонкие светящиеся нити, цепляясь концами за меня, за стены, за лестницу, одновременно проходя преграды насквозь.
Что это?..
Дьявольская лампочка над нами снова вспыхнула, едва не лишив меня зрения. Видение пропало, будто его и не было. Швабра растерялся всего на пару мгновений, но я успел выскользнуть из-под него и упасть на пол.
«А я же просто хотел поговорить», — пронеслось в голове.
В следующую секунду под моей рукой оказалась спасительная рукоять ножа. Швабра уже наседал на меня, скрюченными пальцами хватая за горло.
Ножом я махнул не глядя, не целясь, не ожидая спасения. Швабра только помог, в тот же самый миг пытаясь навалиться сильнее.
Его длиннопалые руки на миг сжали мое горло и тут же ослабли. По мне потекло что-то теплое, даже горячее. Снизу вверх я смотрел в безумное лицо напротив и понимал, что теперь-то все кончено.
Швабра обмяк. Глаза его еще бегали, ноги скребли по полу, он пытался что-то сказать, но я мало что разобрал.
— Надо было… С самого начала… А я им поверил… Не стал сразу… добивать.
По его подбородку потекла струйка крови, глаза остановились, глядя в одну точку.
Я кое-как разжал свои сведенные судорогой пальцы, отпустил рукоятку ножа. С трудом выбрался из под неожиданно тяжелого тела Швабры, оттолкнув его в сторону, на бок. Он лежал на полу манекеном, куклой; мой жалкий кухонный ножичек торчал у него прямо из-под ребер.
Мой разум отказывался признавать происходящее. Я все еще чувствовал себя частью окружающей обстановки, будто слился со стеной, с этажом, с домом, в котором стало на одного жильца меньше.
Всё так же, в полном оцепенении, я спустился на улицу, ухитрившись не попасться никому на глаза, медленно вышел под дождь, и только тогда до меня дошло.
Мне не было страшно, стыдно или грустно.
Чувства молчали, будто их и не было. Возможно, сперва это был шок, но понимание просачивалось сквозь него по каплям.
Отдельными, крохотными кусочками.
Это правда? Это действительно произошло?
Хотел просто поговорить, а в итоге?..
Да. Я убил Швабру. Так и не выяснив, почему он пытался прикончить меня самого, не получив ни единого ответа, но удовлетворив свое желание отомстить.
Пусть не специально, пусть защищая себя, но я оборвал его жизнь и испытывал только одно чувство по этому поводу. Это чувство…
Я думал об этом, пока никем не замеченный брел под дождем до кустов, где спрятал свою сумку.
Я думал об этом, пока шел по путям, а дождь хлестал мне в спину, будто подгоняя.
Я думал о том, почему же я чувствую радость?
***
Сколько я шел вдоль железной дороги — не помню. Мимо проезжали набитые рудой тяжелые составы, навстречу шли порожние, громыхая пустыми вагонами на стыках рельс. Всю дорогу было темно, так что я давно перестал гадать, ночь еще или утро. Желудок недовольно напоминал о еде. Сбитые о гравий ноги ныли, полная воды обувь сильно мозолила пятки.
Последние мысли ушли, оставив только перестук холодных капель по моей макушке. Вечный кислый дождь набирал обороты, вскоре превратившись в настоящий ливень. Где-то сбоку в землю ударила молния, сразу за ней прокатился по округе гром.
Дальше идти я просто не мог и стал посматривать по сторонам в поисках какого-нибудь убежища, но, насколько хватало взгляда, вокруг была только болотистая, мрачная пустота.
Вскоре впереди показался сложенный из серых каменных блоков железнодорожный мост, проходящий над грязной бурлящей речкой. Выбирать не приходилось, потому через несколько минут я уже был рядом, промокший до нитки. Подойдя к невысокой железной оградке моста, я схватился рукой за холодные скользкие прутья. Прячущаяся под мостом мелкая речка из-за дождя превратилась в ревущий поток грязи и мусора.