Хелен Бьянчин
Идеальный брак?
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Габби остановила автомобиль в бесконечном транспортном потоке, запрудившем Нью-Саут-Хед-роуд, не добравшись до поворота на Элизабет-Бэй, фешенебельную окраину Сиднея. Она взглянула на часы и нахмурилась, нетерпеливо забарабанив по рулю.
У нее оставался ровно час, чтобы подготовиться к приему гостей, приглашенных на ужин. Принять душ, сделать прическу, подкраситься и одеться. Потеря десяти минут в транспортной пробке не входила в ее планы.
Габби взглянула на свои длинные безупречные ногти. Их совершенство стоило ей ленча. Яблоко, съеденное за рабочим столом, вряд ли можно считать адекватной заменой.
Машина впереди пришла в движение, Габби последовала за ней, набирая скорость… и все лишь для того, чтобы через несколько секунд нажать на педаль тормоза. Снова красный свет!
Черт побери. С такой скоростью она преодолеет перекресток со второй, если не с третьей, попытки.
Надо было выехать пораньше. Тогда она не попала бы в этот дорожный ад. Следует признаться, по крайней мере самой себе, что опять не хватило целеустремленности и упорства.
Ей, дочери Джеймса Стэнтона, совершенно не обязательно было работать. Земельная собственность, внушительный портфель ценных бумаг и значительная ежегодная рента обеспечили ей одно из первых мест в списке богатых — независимо от состояния семьи — молодых женщин Сиднея. Габби была не только дочерью Джеймса Стэнтона, но и женой Бенета Николса, а потому ее назначение на пост менеджера-консультанта компании «Стэнтон и Николс» оценивалось всеми как протекционизм чистейшей воды.
Габби переключила скорость резче, чем требовалось, и на мгновение испытала удовольствие от благородного урчания мощного мотора своего «мерседеса», но черепашье продвижение автомобиля закончилось через считанные минуты очередной остановкой.
Затрезвонил сотовый телефон, и Габби автоматически сняла трубку.
— Габриэль?
Только один человек наотрез отказывался называть ее уменьшительным именем.
— Моника!
— Ты ведешь машину?
— В основном торчу в пробке, — сообщила Габби, размышляя над причиной звонка мачехи. Моника никогда не звонила просто так.
— Днем прилетела Аннабел. Ты не возражаешь, если она придет без приглашения?
Годы, проведенные в элитных пансионах, не прошли даром. Хорошие манеры стали второй натурой.
— Вовсе нет. Мы будем в восторге.
— Спасибо, дорогая, — промурлыкала Моника и распрощалась.
Чудесно! Только этого не хватало! Смирившись с неизбежным, Габби позвонила домой и попросила Мэри поставить еще один прибор.
Конечно, она не настолько суеверна, чтобы считать число тринадцать предзнаменованием неудачного вечера, однако…
Машины снова тронулись, и легкое напряжение усилилось, перерастая в головную боль.
Джеймс Стэнтон вновь женился десять лет назад на двадцатидевятилетней Монике. Разведенной, с единственной дочерью. Отец был счастлив во втором браке, и Габби не в чем было упрекать его… но, к сожалению, любовь Моники не распространялась на падчерицу.
Пятнадцатилетним подростком Габби остро переживала невнимание мачехи. Переживала до тех пор, пока подруга не разъяснила ей психологические основы возникшей ситуации.
В ответ Габби решила преуспеть во всем: в школе она получала теперь только высшие оценки, побеждала в спортивных соревнованиях, изучала языки и окончила университет с отличием по специальности «менеджмент». Затем Габби Стэнтон стажировалась год в Париже, еще год в Токио, а вернувшись в Сидней, работала в конкурирующей фирме. И только после всего этого подала заявление на замещение вакантной должности в семейной компании и победила в конкурсе благодаря своему образованию и опыту.
Стоит ли размышлять о прошлом? Габби криво усмехнулась и свернула на престижную Воклюз-стрит с роскошными домами, спрятавшимися за высокими бетонными заборами. Особую атмосферу улице придавали старые деревья с развесистыми кронами.
Вскоре Габби остановила машину, нажала на кнопки пульта дистанционного управления и выждала необходимые секунды. Витые решетки кованых ворот плавно скользнули в стороны.
Широкая извилистая аллея вела к элегантному двухэтажному особняку в средиземноморском стиле в глубине обширного благоустроенного парка. В конце семидесятых Конрад Николс купил четыре соседних участка, снес четыре стоявших на них дома и воздвиг многомиллионную резиденцию, которую великолепные виды на гавань вознесли в заоблачные высоты сиднейского рынка недвижимости.
Десять лет спустя Конрад вложил в резиденцию еще миллион долларов, увеличил количество спален, добавил внутренние дворики, застекленные веранды и балконы, переоборудовал кухню и расширил гараж, вмещавший теперь семь машин. В садах появились фонтаны, декоративные пруды и лужайки в английском стиле, окаймленные подстриженными живыми изгородями.
Проезжая под автоматически поднявшимися дверями одной из секций гаража, Габби с грустью подумала о превратностях судьбы. Не успели еще закончиться работы по благоустройству садов и парков, как Конрад и Диандра Николс погибли в автомобильной катастрофе.
Правда, Конраду удалось достичь своей смертью того, о чем он мечтал целых десять лет: его сын и наследник вернулся из Америки и взял в свои руки управление долей Николсов в фирме «Стэнтон и Николс».
Габби остановила «мерседес» между элегантным «ягуаром» Бенета и степенным черным «бентли». В гараже не хватало шикарного джипа, на котором Бенет ежедневно ездил в город на работу.
Двери гаража скользнули вниз и тихо щелкнули. Габби схватила портфель, подошла к боковой двери и отключила охранную сигнализацию дома.
«Резиденции», — поправила она себя, снимая трубку внутреннего телефона.
— Привет, Мэри. Все под контролем?
После двадцатилетней службы в семье Николс домоправительница могла позволить себе смешок.
— Никаких проблем.
— Спасибо.
Габби поспешила через величественный холл к широкой лестнице, ведущей на второй этаж.
«Все в порядке, — с благодарностью подумала она. — Мэри заканчивает приготовление ужина; ее муж, Серж, проверяет температуру вин, выбранных Бенетом; а Софи, приходящая прислуга, наносит последние штрихи в убранстве столовой».
Все, что надлежит сделать ей, Габби, — это появиться в холле безупречно ухоженной, когда Серж впустит первых гостей, и проводить их в гостиную. У нее осталось всего сорок минут. Или того меньше.
Габби бегом бросилась вверх по лестнице.
Мать Бенета обставила особняк мебелью красного дерева, украсила роскошными пушистыми коврами и шелковыми обоями бледных зеленовато-голубых оттенков. Шторы, мягкая мебель и покрывала на кроватях придавали каждой комнате свою собственную, неуловимую индивидуальность.
Застекленные двери главной спальни, расположенной в восточном крыле, выходили на два балкона, откуда открывался вид на гавань. Потрясающая днем, ночами панорама становилась волшебной, переливаясь узорами далеких электрических огней и неоновых вспышек.
Габби на ходу скинула туфли, украшения, одежду и влетела в отделанную мрамором ванную комнату, достойную соперницу спальни по размерам и роскоши: элегантный мрамор цвета слоновой кости с золотыми прожилками, огромная ванна с джакузи, двойная душевая кабинка и все прочие удобства.
Десять минут спустя она появилась в спальне, завернувшись в полотенце, как в индонезийский саронг, с тюрбаном на голове из второго полотенца.
— Опять все оставила на последнюю минуту, Габби? — чуть насмешливо спросил Бенет, освобождаясь от пиджака и ослабляя галстук.
Габби взглянула на мужа, и, как всегда, ее сердце екнуло. Высокий, широкоплечий, мускулистый, необыкновенно красивый. Не юношеской красотой, но красотой зрелого мужчины. Бенету уже тридцать шесть. В красиво вылепленном лице проступают черты андалузских предков по материнской линии. Взгляд темных, почти черных, глаз никогда не смягчается ради мужчин и редко — ради женщин.
Габби вынула из ящика чистое белье и быстро натянула лифчик, трусики и шелковую комбинацию.