Перед глазами пронеслись воспоминания о нашей свадьбе: вот аукционист зачитывает свиток, а я, ошарашенная, понимаю, что согласилась на всё это. Затем всплыло лицо жениха. Я замерла, вспоминая его глаза — странный оттенок серого, полный загадок и тайн.
Осознавая, что нужно действовать, я обратилась к аукционисту с вопросом о возможности расторжения брака. Он с недоумением покачал головой и сказал, что такие вещи, как брак, нерушимы. Однако, если ситуация критическая, можно попытаться обратиться к Матери Прородительнице. Он рассказал, что были случаи, когда она расторгала браки, но, к сожалению, их было крайне мало. Я почувствовала надежду — это было хоть какое-то решение.
Собравшись с духом, я решила, что не могу опустить руки. Мать Прородительница была моей единственной надеждой. Я вспомнила древние легенды, которые мама рассказывала мне в детстве. Её образ, окутанный светом и тайной, всегда внушал мне одновременно вдохновение и страх. Но сейчас это было не важно – мне был нужен только ответ.
***
Пока я ехала в карете, меня не покидала тревожная мысль: герцог, вероятно, будет рассержен, когда узнает, что я потратила восемьдесят тысяч золотых на покупку двух рабов и ирбиса. А если он узнает, что я ещё и вышла замуж за одного из них, то это будет полный крах. Остается только надеяться на лучшее...
Я размышляла о том, как странно сложилась моя судьба. В одно мгновение я была обычной девушкой из простой семьи, а в следующее — стала дочерью и наследницей одного из самых богатых герцогств.
После того, как отец придёт в ярость, мне придётся столкнуться с гневом императорской семьи. Как я могла так поступить? Я уже представила, что меня ждёт. Перед глазами предстала картина его гнева — бурного и беспощадного. Я повторяла себе, что приняла верное решение, но с каждой милей, проведённой в карете, моя уверенность таяла.
Мысли о Мирэле постоянно возвращались в разум. Решив, что скажу папеньке, что я открыла новые горизонты, что в мире рабства есть место любви и верности, хотя эти слова могли лишь усугубить его ярость. И всё же, как бы ни сложилась история, я готова была взять на себя смелость бороться за свою жизнь, даже если ради этого придётся разорвать всё, что связывало меня с прежней жизнью. Наконец, карета подъехала к особняку.
Я выскочила из кареты, сердце колотилось в груди. Особняк, с его величественными колоннами и роскошными садами, казался мне угрюмым и враждебным. Каждая деталь напоминала о жизни, которую я хотела оставить позади. Я глубоко вздохнула и поднялась по лестнице, хотя ноги казались тяжелыми, а голова — туманной от страха. Внутри меня встретил дворецкий.
— Где отец? — спросила я, стараясь придать голосу уверенности.
— В библиотеке, — ответил он, и я кивнула, собирая силы.
Каждый шаг к библиотеке казался мне последним. Я знала, мой отец не потерпит такого легкомысленного поведения. Хотя можно ли назвать это легкомысленным? Я не только приобрела рабов на аукционе без его ведома, но и нашла себе мужа. В его глазах я всегда была образцом для подражания, но теперь мои действия только подрывали его репутацию. Он никогда не верил в слухи, которые ходили обо мне, и всегда старался меня защитить. Теперь мне страшно его разочаровать. Я преодолела последнюю ступеньку и, затаив дыхание, распахнула дверь. Его фигура, откинутая в кресле, обернулась ко мне с недоумением.
— Где ты была, дочь? — спросил он, и его голос был холодным, как зимний ветер.
Я открыла рот, чтобы ответить, но слова не шли с языка. Как же мне сказать ему правду? Я стояла на месте, чувствуя, как страх обвивает меня своими холодными руками.
— Я… Я решила развеяться, — выдавила я, хотя понимала, что это не может сравниться с тем, что произошло на самом деле. Отец смотрел на меня, и в его глазах читались разочарование.
— Неужели ты думаешь, что я поверю в такую ложь? — его голос стал еще холоднее. Я ощутила, как сердце колотится в груди, сдавлено в железных тисках. Вокруг меня было потемнение, заслоняющее разум, и я понимала: мне нужно быть осторожной. Каждое слово могло стать последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
— Папа, я знаю, что ты ждешь от меня идеала, но я всего лишь человек! — наконец вырвалось у меня, придавая голосу силу, которую я сама не ожидала. Он откинулся в кресле, и его лицо смягчилось, хотя молчание лишь усиливало напряжение. Я знала, что первое испытание ещё впереди, и была готова бороться за свою жизнь, даже если это противоречило его ожиданиям.
Отец глубоко вздохнул, его плечи немного расслабились. Но я знала, что окончательное решение ещё не принято. Он всегда ставил меня в жесткие рамки, подгоняя под свои идеалы.