— С величайшей радостью, — промурлыкала я, вкладывая свою ладонь в его, словно жертва, идущая на заклание.
Вальс начался, и с каждым пируэтом его дыхание становилось все тяжелее, как у загнанного зверя.
— Зачем ты здесь? — прошипел он сквозь зубы, притворяясь, будто зачарован видом моего платья, словно я — греховная Ева, соблазняющая его.
— Чтобы освободить нас обоих из этой позолоченной клетки, — ответила я, краем глаза замечая, как Алон, словно тень, ускользает к выходу. Даниэль же оставался верным стражем, не сводя глаз с Бенедикта.
— Ты всё превращаешь в пепел! — его пальцы впились в мою талию, словно когти хищной птицы.
— Нет, Льюис. «Беда не приходит одна», как гласит пословица. И причиной этой беды станете вы. Когда станет известно, что ваш наследник — не плод нашей «любви», а от… — я кивнула в сторону Аманды, танцующей с мужем, и в моих словах звучала ледяная насмешка, словно эхо зимней бури.
Музыка смолкла. Он замер, словно поражённый громом, прервав танец. Шепот, подобный рою встревоженных пчел, прокатился по залу, предвещая неминуемую бурю.
— Ты сошла с ума, — прошептал он, и страх, словно ледяной паук, пробежал по его глазам.
— Нет, Ваше Величество, — произнесла я, одарив его улыбкой, ослепительной, как удар молнии. — Я лишь предлагаю вам милосердный шанс: расторгнуть эту помолвку по доброй воле, пока наш секрет не превратился в грохочущий гром скандала.
Льюис замер, словно статуя, его глаза превратились в узкие щели, а челюсть — в тиски. В его взоре застыло осознание: я не дрогну. Вокруг нас гул голосов вновь начал набирать силу, подобно прибою, но теперь шепот толпы был приправлен ядовитым нектаром сенсации — обсуждением трагического танца между наследником престола и его невестой.
— Ты действительно вообразила, что можешь заставить меня отказаться от этого брака? — прошипел он сквозь зубы, словно гадюка.
— Я полагаю, вы сами предпочтете избежать позора, — ответила я, сохраняя уверенность, словно кольчугу. — Истина, выпущенная на свободу, станет для вас тем самым «дамокловым мечом», который обрушит на вашу репутацию сокрушительный удар.
Льюис испепелил меня взглядом, полным неприкрытой ненависти, но сквозь этот пожар мелькнуло понимание. Он знал: я права. Скандал, словно ядовитый плющ, мог оплести его имя, лишив его гораздо большего, чем меня.
— Хорошо, — произнес он наконец, словно выплюнул яд, отпуская мою руку. — Но помни, Ария, ты сама вымостила эту дорогу. Пусть же ее тернии останутся на твоей совести, как неизгладимое клеймо.
— Я готова вкусить чашу последствий до дна, — мой голос звучал как клинок, отточенный решимостью.
Льюис, словно ужаленный василиск, отшатнулся, резко развернулся и исчез в лабиринте коридоров, оставив меня под прицелом сотен глаз. Их взгляды, назойливые, как рой мошек, не трогали меня. Я искала в толпе два знакомых лица — Алона и Даниэля. Обнаружив их, я, словно лань, потянулась к ним.
— Птица выпорхнула из клетки? — взволнованно спросил Алон, когда я приблизилась.
— Да, — выдохнула я, словно сбросила с плеч гору.
Музыка вновь заполнила зал, но теперь её мелодия трепетала, как раненая птица, неровная, полная предчувствий. Мы покинули это логово интриг, оставив за собой шепот, словно шуршание змей в траве, и взгляды, жадные, как у голодных волков. Мраморные ступени, уходящие в лунную бездну, искрились, словно усыпаны россыпью бриллиантовых слез. Алон, подобно призраку, плыл впереди, его тень растворялась в ночи. Даниэль держал мою руку, словно хрупкий сосуд, боясь, что я развеюсь, как дым.
— Теперь ты свободна, Ария, словно ветер. Что предпримешь дальше?
Я застыла на мгновение, осознавая, что впервые за долгие годы предо мной не простирается вымощенная дорога, а лежит бескрайняя степь свободы. Но вместо страха я ощутила пьянящее облегчение, словно после долгой зимы впервые вдохнула аромат весны.
— Сначала я утолю жажду покоя, — ответила я, и робкая улыбка коснулась моих губ. — А потом…
Глава 21
— Послушай, как ты думаешь, мне стоит проколоть уши? — спросила Неви, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону и любуясь собой в зеркале. Её зелёные глаза сверкали азартом, а усы подрагивали в такт каждому движению.