— Не говори так.
— Как так?
— Словно я какой-то кусок дерьма, нерадивый папаша.
— Ты, бесспорно, не отец года.
— Мы использовали презерватив, — говорит он. — И ты говорила, что принимаешь противозачаточные.
— Да, использовали. И я принимала. — Я пожимаю плечами. — Бывают в жизни неудачи.
— Откуда ты знаешь, что он мой?
Кровь начинает закипать у меня в жилах.
— Черт, Алек, ты серьезно?
— Я совсем не то имел в виду.
Мои глаза наполняются слезами. Будь они прокляты, эти гормоны.
— Ты говоришь все то, что, я так надеялась, не скажешь. — Я вытираю крупную слезу, прежде чем она успевает скатиться по моей розовой обветренной щеке.
Он опускает руки по бокам.
— А чего ты ожидала? Что я предложу воспитывать ребенка вместе, словно мы гребаная счастливая семья и будем жить долго и счастливо?
— Нет! — выпаливаю я. — Просто… не будь таким негодяем.
— Скажи, что ты хочешь от меня услышать, Мари.
— Просто скажи, что будешь рядом, когда мне понадобишься, и что будешь рад принять участие в жизни малыша, — прошу я. — Этот ребенок… наполовину твой. Я не хочу, чтобы он рос, думая, что нежеланный. Не хочу, чтобы он чувствовал постоянную пустоту в сердце, задаваясь вопросом, почему его отца никогда нет рядом.
— Это мальчик?
— Не знаю, — огрызаюсь я, отворачиваясь. — Срок еще слишком маленький.
— Понятия не имею ничего о детях или беременности, или о чем-либо из этого, — говорит он.
— Ты думаешь, я имею?
— Мари, я не представляю, как смогу быть с тобой рядом во время всего этого.
— Просто реши, хочешь ли ты этого, а все остальное мы решим позже, — фыркаю я. В данный момент он так сильно раздражает меня. — Я решаю проблемы по мере их поступления. Не представляю, что мне делать. И, кроме моей лучшей подруги, ты второй человек, который пока знает о ребенке.
— Черт побери, я знала. — Ледяная принцесса из Потомака появляется у лестницы с гордой ухмылкой на губах. — Я так и знала, что ты беременна. Но чтобы от моего брата? Такого поворота я даже представить себе не могла.
Она начинает спускаться по ступеням и подходит ближе.
— Блестяще, Мари. Правда. Сделать так, чтобы мой братец обрюхатил тебя, а Хадсон вырастил ребенка, как своего, — говорит она. — Теперь ты обеспеченная женщина до конца своих дней.
— Все совершенно не так, — пытаюсь оправдаться я, изогнув губы в гримасе. Хватаюсь за перила, сдерживаясь от порыва вырвать все ее наращенные волосы.
— Не говори ничего Хадсону, — говорит Алек, поворачиваясь к сестре. — Мы еще ничего не решили.
Уголки ее губ приподнимаются, и она прикрывает рот рукой.
— Подожди, что? Хадсон не знает об этом?
Черт, черт, черт.
Проталкиваясь мимо них, я направляюсь в дом, чтобы отыскать Хадсона.
Я должна рассказать ему первой.
Я должна рассказать ему, прежде чем это сделает Одрина.
Глава 28
Хадсон
Я скольжу замшевым полотенцем по поверхности автомобиля моего отца «Альфа Ромео Джульетта» шестьдесят четвертого года. Из всех его классических автомобилей этот всегда был моим самым любимым. Было в нем что-то такое, что пробуждало чувство легкости былых дней. Бессмертный стиль. Редкое совершенство. Он роскошен и в то же время не броский, сексуальный, но не вульгарный.
Идеальный дизайн.
Ему нет равных.
Эту малышку совсем недавно помыли, натерли воском и заменили детали, и как только я встречусь с Мари, обязательно предложу прокатиться. Мы можем поехать в город в небольшую кофейню, чтобы позавтракать, а потом я могу показать ей еще несколько достопримечательностей.
— Хадсон? — Я слышу, как она зовет меня у входа в гараж. — Ты здесь?
— Иди сюда.
Быстрые шаги ступают по бетонному полу в сторону подъездной дорожки, и она останавливается возле багажника автомобиля, словно боится подойти ближе.
— Что случилось? — Я прислоняюсь к двери, закинув полотенце на плечо. Ее глаза блестят от слез и покрасневшие. — Боже, Мари. Ты в порядке?
Прикусив губу, она медлит, а затем качает головой.
— Нет.
Я изучаю ее лицо. Она изучает мое.
— Что-то случилось? Кто-то обидел тебя? — Я подхожу к ней, проведя ладонями по ее рукам. Она холодная, и это понятно. Она сказала, что пойдет прогуляться по пляжу.
— Мне нужно кое-что тебе сказать. — Ее голос спокоен, и это отдается тяжестью в моем сердце. — Но, прежде чем это произойдет, ты должен знать, что мне жаль, и, если бы я могла что-то изменить, то сделала бы это. Я бы все изменила.