— Я даже не знаю, что сейчас сказать. — Ее глаза сияют, и она не может скрыть улыбку. — Ты же тоже будешь жить здесь, так?
— А ты хочешь этого?
Мари медленно кивает, широко улыбаясь, закидывая руки на мои плечи и снова поднимаясь на носочки.
Обхватив ее за бедра, я поднимаю и прижимаю ее тело к себе, несу в соседнюю комнату, в которой спал, пока находился здесь. На полу лежит огромный надувной матрас, и брезентовая ткань закрывает окно. Небольшая лампа в углу дает нам достаточно света, но сейчас меня не волнует ни обстановка, ни отсутствие комфортных условий.
Мари спускается по моему телу, стягивая свою одежду, затем мою. Опускается на колени и берет мой член в рот. Свободной рукой блуждает по моему животу, затем выше, ногтями вонзается в плоть, пока кружит языком по кончику моего изнывающего члена, слизывая проступившую каплю смазки.
Не торопясь, она ублажает меня с нескрываемым удовольствием, но моему терпению приходит конец, и желание почувствовать ее вкус на своем языке заставляет меня прервать процесс.
— Ляг на матрас, — говорю я ей, опускаясь на колени и стимулируя член рукой. Один взгляд на эту женщину, и я тверд как камень.
Мари ложится на спину, и я провожу пальцами по нежной коже между ее колен, поднимаясь выше, пока не достигаю вершины. Проведя пальцем по скользким складочкам, я прижимаюсь губами к блестящей от соков киске и вкушаю ее возбуждение.
Глава 45
Мари
— О, черт! — Я просыпаюсь от ощущения теплого солнца на своем лице, когда оно проникает сквозь брезентовую ткань на окнах.
— Что? — Хадсон пробуждается, перекатываясь на бок и обнимая меня.
— Я забыла сообщить родителям, что не приду ночевать домой.
Он смеется.
— Тебе сколько лет? Семнадцать?
Слезая с матраса, я подбираю свои вещи с пола, натягивая их и разглаживая, расчесывая рукой волосы.
— Они волнуются, — говорю я. — Я их единственный ребенок, поэтому…
— Да, — говорит он, садясь. — Мне это не знакомо, но я понимаю.
— Мне придется объясниться, знаешь ли. Я неделями проклинала твое имя, — говорю я. — Ладно, присоединишься? Заодно сможем извиниться.
Я подмигиваю Хадсону. Ему не отделаться.
Ухмыляясь, он потирает глаза. Покрывало покоится у него на поясе, а я наслаждаюсь его загорелыми, мускулистыми руками и плечами, воспроизводя прошлую ночь в своей голове.
— Только дай мне принять душ, — говорит он, — а потом пойдем.
Через двадцать минут мы шагаем по улице и заворачиваем за угол, держась за руки. Обычно мои родители снисходительны, однако эта ситуация может оказаться исключением… но мы не узнаем, пока не будем на месте.
Спустя несколько минут я открываю входную дверь и смотрю через фойе в сторону кухонного стола, из-за которого поднимается моя мама, словно я ее напугала.
— Абель, она дома, — кричит она.
Медленные, но громкие шаги отца доносятся с холла наверху, и я готовлюсь к худшему, сжимая руку Хадсона.
— Мне жаль, — говорю я, разглядывая их лица, чтобы определить, чего мне ждать.
Я приготовилась к лекции. Если моя беременная дочь — неважно, взрослая или нет — уйдет на прогулку и не вернется домой, не соизволив даже позвонить, просто так ей это с рук не сойдет.
— В следующий раз позвони, — вздыхает мама, направляясь к раковине. Она берет несколько тарелок и начинает загружать их в посудомойку.
Мы с Хадсоном обмениваемся взглядами, затем переступаем порог и садимся у кухонного островка.
— Надеюсь, вы смогли уснуть этой ночью, — говорю я. — Вы, вероятно, переживали.
— Мы знали, где ты, — говорит отец.
— Правда? — говорю я полу смешком.
— Где еще ты могла быть? — цокает мама. — Ты же только и делаешь, что говоришь: Хадсон, Хадсон, Хадсон. Мы знали, что он в городе. Ты ушла на прогулку, и мы видели, в какую сторону ты пошла. Так что догадались.
— Мы не настолько безнадежны, — добавляет отец.
Выпрямляясь, я снова смотрю на Хадсона. Он пожимает плечами.
— Вчера у нас был очень серьезный разговор, — начинает Хадсон, поворачиваясь к моему отцу. — Мы оба извинились за то, что причинили друг другу боль. И решили, что хотим попробовать. У нас все получится.
Затем поворачивается к моей маме.
— Я люблю вашу дочь, — говорит он. — И я прошу прощения за то, что вам пришлось пережить, за то, что обманул вас. Обещаю, что больше никогда не причиню ей боли. Я целиком и полностью принадлежу ей, до конца ее дней.
Наступает тишина, пока родители переваривают слова Хадсона, а потом мама обходит островок и обнимает его за плечи.