– Хорош, Римская, – встревает Мышкин. – Нам нужен менеджер. Это не я решил так. Приказ начальства. Теперь в отдел «Д» может позвонить любой гражданский. Попросить помощи, принести материалы дела. Да и кофе делать некому.
– Хорошо. Тогда я могу освободить место сегодня, – бросаю взгляд на Сергея, не видя в его глазах ничего. Никаких чувств…
– Вечер в силе, Агата, – тихо произносит он, подойдя ближе. – Я по-прежнему хочу увидеть дочь.
– Хорошо, я не против. Наш сочинский адрес я тоже скрывать не собираюсь. Будешь приезжать, когда пожелаешь.
В кабинете повисает напряженная тишина. Не знаю, сказал ли Корсаков Насте, что моя дочь от него, но вид у нее недоумевающий. И туповатый… Ей только кофе подавать, блин…
– Накопала что-то? – спрашивает, когда я набрасываю на плечи куртку, собираясь покинуть отдел «Д» навсегда.
– Плевать уже… Это больше не мое дело. Разбирайтесь с расследованием сами.
– Агата Васильевна, миленькая, а выпить? Посидеть на прощанье? – улыбается Костик. – Загадки погадать? Вон их сколько скопилось.
– Поужинаем завтра, ребят, ладно?
Выскакиваю на улицу, под палящее весеннее солнце. Так правильно… Я все делаю правильно. И, безусловно, так безопасно.
Сажусь за руль, тотчас получая сообщение от Виталия.
«Рапорт подписали. Квартиру дали далековато от моря, но… Ничего страшного, я буду тебя туда возить на машине. Или носить на руках. Кстати, Ночкин пообещал похлопотать насчет тебя. Место для тебя будет. Ты счастлива, родная?»
Пялюсь в экран, не зная, что ответить. Пишу простое «да». И все. Никаких подробностей, вопросов, возгласов… Я уволилась. Это конец. Сегодня Змей приложит рапорт к моему личному делу. Я не смогу больше войти без разрешения в отдел «Д». И запрос сделать не смогу…
Запускаю двигатель, собираясь ехать в гости к маме. Надо предупредить об отъезде. Может, удастся уговорить и ее переехать? Маме вполне подойдет морской климат, а…
Из дверей здания выбегает Корсаков. Садится на пассажирское сиденье и командует:
– Едем, Римская.
– Куда это? Выматывайся из моей машины, Дамир Хасанов! Я не твоя… собачка, чтобы выполнять приказы.
К щекам приливает кровь, дыхание застревает в горле, как песок… Закашливаюсь и глубоко дышу.
– Ты обещала рассказать о моей матери. Пока ты не уехала, давай поговорим.
– Все-таки решил узнать о ней…
– Не хотел, – мнется он. – Настя уговорила. Рисовала на моей груди узоры пальцами и мягко увещевала… Найди, мол, ее Дам… Загляни в глаза и спроси – почему? Почему она выбросила тебя под забором дома малютки?
– А с чего ты взял, что было так? – ерзаю на месте и морщусь.
– Болит что-то? – хмурится Корсаков.
– Вершинин терзал меня всю ночь. Мышцы теперь ноют.
Корсаков сжимает зубы так сильно, что я слышу, как они клацают… Не нравится, да? Ревнуешь?
– Едем, Римская. Сначала к тебе домой за Женей, а потом в кафе. И позвони Трегубову, он должен подготовить ответы на наши запросы.
– Это уже меня не касается, Корсаков.
Глава 13.
Агата.
– Тук, тук… Доченька, мама ненадолго пришла.
Сердце больно ударяет ребра, когда я вхожу в квартиру. За моей спиной высится Корсаков. Молчит. Держит руки в карманах. И всю дорогу молчал. Чувствовал исходящее от меня напряжение и держал язык за зубами. Боялся, что я его высажу и не довезу до Жени…
– Мама… Мамуя…
– Агата Васильевна, все в порядке? – спрашивает наша няня Виктория. – Здравствуйте, – а это уже бросает Корсакову.
Никогда я не видела мужчину таким беззащитным… Внутри словно кипяток разливается. Печет, болит так, что хочется завыть. Он долго смотрит на дочку. Присаживается на колени и вскидывает руки, легко касаясь ее плеч. Качает головой. Прищуривается. Раскрывает губы, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле… Он смотрит на малышку, трогает ее волосики и… По его лицу стекает скупая слеза.
– Женя… Женечка… Евгения, – наконец, произносит он. – Евгеша.
– Мама… дядя… – испуганно протягивает малышка.
Вырывается из его ненавязчивых объятий и бежит ко мне. Обнимает и испуганно косится на отца.
– Вы меня отпускаете, Агата Васильевна, – робко произносит Вика.
– Да. До завтра. Можете идти.
– Агата, можно я с ней поиграю в гостиной? А ты переоденься, соберись, – предлагает Корсаков.
Ошеломленный. Словно увидел привидение. У него даже в плену был более адекватный взгляд.