Выбрать главу

Чтобы представить себе Швазингера, подумайте о великом Сантини в состоянии сильного наркотического опьянения. Швазингер был коренастым мужчиной среднего роста лет пятидесяти, с короткой стрижкой, как у военных, и стилем одежды «от «Sears». На его лице застыло мрачное выражение, которое недвусмысленно говорило: убирайтесь, или вам не поздоровится. Он избегал любого общения с прессой и вел крайне замкнутый образ жизни в одном из сельских районов Айдахо.

Ясно было одно: если мне удастся взять у Швазингера интервью и задать ему парочку пикантных вопросов, это произведет настоящий фурор на телевидении. Тогда я и представить себе не мог масштабы этого фурора.

Швазингер упорно игнорировал все мои просьбы о личной встрече, поэтому я вылетел в Форт Коллинз, Колорадо, где мы вместе со съемочной группой отправились к дому Швазингера и стали ждать его появления. Казалось бы, было логичнее просто пойти и позвонить в дверь, но репортеры редко так поступают. Ступи мы хоть одной ногой на его территорию, Швазингер мог бы запросто позвонить в полицию и сообщить о нарушении неприкосновенности частной собственности. К тому же, зная о нашем присутствии, он мог бы просто оставаться дома до тех пор, пока мы не утратим к нему интерес и не уедем.

Это не входило в наши планы. Мы хотели дождаться, пока он выйдет из дому и отправится в какое-нибудь общественное место. Там бы мы его и подловили. Итак, мы сидели в арендованном «Ford Explorer» и ждали. Прошел час. Два. Три. Пять. Десять. В то время еще не было цифровых технологий, мобильных приложений и прочих способов убить время. Подробное обсуждение всех рабочих дел и сплетен заняло около двух часов. После этого приходилось бороться со скукой, которая с каждым часом становилась все более невыносимой. То, как голливудские продюсеры умеют превратить слежку из утомительного занятия в увлекательный процесс, является поистине свидетельством их творческого гения.

Наконец, в десять часов следующего утра Рой появился. Мы терпеливо наблюдали, как он сел в свой шикарный «Lincoln» и уехал. После долгих часов умственной бездеятельности я вдруг почувствовал такой выброс адреналина, что в моем теле затрепетал каждый нерв. Я даже забыл о том, как сильно хотел в туалет.

Мы ехали за ним на безопасном расстоянии примерно с милю, пока наш злодей «черная шляпа» не поставил машину возле здания окружного суда. Мы запарковались через пять мест от него.

— Вы, ребята, подготовьте камеру, а я пока выйду, осмотрюсь, — сказал я своей съемочной группе. — Просто убедитесь, что камера включена.

На языке телевизионщиков это называется засадой: вы просто идете с включенной камерой и, как говорит Энди Коэн, «смотрите, что происходит в прямом эфире». В обычных обстоятельствах загнанные в угол животные типа Швазингера теряют привычную невозмутимость, на что мы и рассчитывали.

— Господин Швазингер… Я Билл МакГован из таблоида «A Current Affair», — сказал я, стараясь одержать верх над своим зашкаливающим адреналином. — Я бы хотел задать вам несколько вопросов об организации «Мы — люди»…

Краем глаза я мог видеть своего оператора с направленной на меня камерой. На всякий случай бросил быстрый взгляд на сигнальную красную лампочку, чтобы убедиться, что камера работает. Запись шла. Хорошо.

Как только Швазингер заметил камеру, он резко оборвал наше рукопожатие. Его глаза быстро забегали из стороны в сторону, как бы оценивая масштабы катастрофы. Если бы над его головой появился пузырь с мыслями, в нем было бы написано: Что, ЧВ, здесь происходит?

— Я не могу ничего ответить, — сказал он.

— Почему вы не можете ничего ответить? — не отставал я.

Мы стояли буквально нос к носу.

— Потому что мне запрещено разглашать какую-либо информацию. Можете проверить это в окружном суде Небраски, — ответил Швазингер, брызгая слюной мне в лицо.

Отвратительное ощущение, но мне удалось его подавить, поскольку я знал, что сумел подцепить эту рыбу на крючок.

До этого я уже встречался с прокурором и знал, что никаких судебных запретов подобного рода в отношении Швазингера не выдавалось. Более того, прокурор предупредил меня о том, что Швазингер всем вешает лапшу на уши об этом судебном запрете.