- Его печалит лишь то, какое он место займёт на выборах, но вот только какой человек в здравом уме пойдёт отдавать его за человека, который не может защитить собственную семью, так? Мама, я уже далеко не маленький ребёнок, и эти сказки о непростом характере уже не сработают! Он меня ненавидит, и это, кстати, взаимно!
- Тебе нужно отдохнуть, а после мы отправимся в больницу! –она последний раз окинула взглядом мои руки, после аккуратно встала с моей кровати и ушла, закрыв за собой дверь.
- Спокойной ночи, мне! –язвительно произношу, уже в пустоту.
Глава 37
Анабель
Неделю я провела дома, практически взаперти. Мне не было позволено выходить одной из дома, связываться с кем-то по телефону, а единственной причиной покинуть четыре стены была поездка в больницу, где меня обследовали, проводили всевозможные тесты и анализы. Мне хотелось позвонить Робинсон, хотелось связаться с Алексом, да банально мне хотелось зайти в интернет и узнать, что нового происходит в мире. Но по настоянию Байрона, который практически не дал мне возможности продолжить обычную жизнь, мотивируя это тем, что меня в любой момент могут подстеречь журналисты и начать выспрашивать. А так как представление этого деспота о моих умственных способностях оставляла желать лучшего, он боялся, что я могу взболтнуть лишнего, вновь испортив ему репутацию. И поверьте, как мне хотелось это сделать, рассказать откровенно, что за ширмой идеальной семьи скрываются четыре несчастливых человека, но я понимала, что данный поступок повлечёт много проблем. И если это бы касалась только меня, я бы рискнула, не задумываясь, но мои действия навлекут проблем на маму и сестру, поэтому я вынуждена подчиниться и выполнять все указания.
В комнату вошла мама, застав за изучением работ Питера Друкера.
- Анабель, сегодня мы поедем в университет, на прощальную церемонию с погибшими… - её голос тихий и осторожный, она словно оценивает моё состояние, и смогу ли я присутствовать на таком мероприятии. – Твой психотерапевт сказал, что состояние у тебя удовлетворительное, а прощание с друзьями пойдёт на пользу!
- А как же конфиденциальность и этика психологов? – хмыкаю, моё настроение паршивое, но новость о том, что я освобождаюсь от домашнего ареста, заставляет немного улыбнуться.
- Как ты думаешь, ты готова? – она игнорирует мой вопрос, но мне и не нужен ответ. Откладываю учебник, поднимаясь со стула.
- Вполне! Меня прекратили мучить кошмары, да и тревожность снизилась, я в порядке! – действительно беседы с психологом дали положительные плоды. Мне не страшно засыпать без включённого света, я не испытываю навязчивой идеи, что за мной следят, а сны, в которых я периодически возвращалась в ту камеру, перестали меня донимать. Теперь мне ничего не сниться. Единственное, что меня тревожило то, что этих ублюдков не поймали, и это не могло не наводить на различные мысли.
Как только я вошла в здание университета-то почувствовала в теле скованность, словно мой организм пытался сам по себе сопротивляться моему присутствию в этом месте. Именно тут произошла ужасная трагедия, и сейчас всё напоминает мне об этом. Но я молча иду рядом с мамой и Изабеллой, пытаясь не выдать дикого волнения. Мне просто нужно встретиться лицом к лицу со своим страхом, понять, что всё кончилось, и мне ничего не угрожает. Так, мне постоянно говорила психолог, когда мы вели речи о том, что будет, когда я вернусь. Как бы я ни желала этого, тяжесть, которая обрушивалась при одном упоминании обо всех участников происшествия, тяготила меня. Мне казалась, что, увидев их, я стану чувствовать себя уязвимой, но и скрываться вечность я не могла.
В общем коридоре кипит жизнь, студенты спешат на занятия, небольшими стайками что- то обсуждали, не обращая внимания на меня. Опустив голову, прохожу по длинному коридору, стараясь не всматриваться в людей, мне страшно встретиться с ними взглядами, наверняка добрая половина из них будет осуждающие на меня пялиться. Я знаю, что этим людям, чужда сочувствие и жалость к людям, а меня ненавидят на уровне ДНК. Тут ничего не поменялась, всё, как всегда, вот только две огромные фотографии, установленные в холле, с которых на меня смотрит улыбающаяся Мариса и с надменным вырождением лица Келвин становиться не по себе. Перед глазами вижу их, ещё живыми и испуганными, мне трудно представить их в гробах, их навечно замолчавших там, где нас несколько дней держали. И пускай мне стало жить немного легче, но вот принять тот факт, что их действительно убили у меня на глазах с этим трудно свыкнуться.