- Отойди от неё, Ана! - рычит Волкер, он не отпустит нас живыми, ни сейчас, когда вокруг выстроились люди, когда его физиономия теперь на всеобщем обозрении. Отрицательно мотала головой, а после его рука, сжатая в кулак, стремительно начинает опускаться на меня, затаив дыхание жду, пытаясь, справится с диким страхом.
Вдох-выдох.
В висках пульсировала, а руки мёртвой хваткой вцепились в ладони сёстры.
- Не тронь! - этот голос, который раздался за моей спиной заставил меня вздрогнуть, а кулак мужчины замереть в нескольких сантиметров от моего лица. Моё сердце словно вылетела из груди, когда я услышала знакомый тембр, низкий, немного с хрипотцой, но, не поверив своим ушам, обернулась и встретилась с глазами, до боли знакомыми, которые сейчас отражали бушующее море, глубокого синего, почти чёрного цвета. Видела только глаза, остальное лицо для меня было скрыто маской, чёрной маской, а в руках он держит автомат.
- Что тут происхо… –а вот и Байрон нагрянул, он стоит в халате, наспех накинутым на пижаму, позади маячит мама, с округлившимися от ужаса глазами.
- Доброй ночи, мистер Стайрос! - развернулся к ним Волкер, а нас с сестрой двое других подняли на ноги, предварительно заломив руки. Я косо смотрю на Алекса, то есть на человека, который мне до боли в груди напоминает его, неужели такое вообще, может, быть? По моим щекам текут горячие слёзы, а мозг отказывался верить увиденное, он же, опустив голову, не смотрит в мою сторону, его взгляд теперь направлен на Байрона.– Несколько предупреждений, которые мы вам оставили, вы не восприняли, так что, человек мой дорогой, мы решились на крайние меры, и это поверьте, вынужденные меры! - далее последовала очередь выстрелов, которые направил в воздух Волкер, он запугивает, показывая свою силу и безнаказанность. Для этого человека жизнь не важна, ему по душе показывать, насколько свиреп и безбашен он. Вокруг запахло порохом и чем-то горелым, окружающие зеваки кричат, закрыв головы руками, а в моих ушах стоит звон. Вдали слышится вой сирен полицейских машин, – Смотри сюда, дядя! - снова раздался грозный голос Волкера, - Сейчас я для страховки и стимула забираю одну из твоих прелестных девочек…
С этими словами он обернулся, его глаза блестят, каким- то нездоровым возбуждением, он прошествовал к сестре и двумя пальцами поднял голову за подбородок, впиваясь взглядом в испуганную сестру.
- Нет, прошу вас… - послышался голос Байрона, наполненный мольбой. Я первый раз видела его таким, испуганным, растерянным, - Заберите меня, только не трогайте мою дочь!
Моя жизнь - мой персональный ад, где можно найти все оттенки боли, но так как сейчас, мне не было больно и страшно одновременно. Словно мои ноги идут по раскалённым углям, а сердце разрывают на маленькие кусочки без анестезии. Я не могу определить, отчего так больно, что в очередной раз столкнулась с человеческой жестокостью, или оттого, что даже в такой ситуации человек, который провёл со мной, с первых дней жизни не воспринимает меня, я для него была и остаюсь пустым местом, и если меня убьют на его глазах, он Байрон не почувствует ничего. В ушах эхом стоит его мольба «Только не трогайте мою дочь».
А может, оттого что сердце поверило другому, и было растоптано вмиг. Смотря в его глаза, не вижу сожаления, ничего, будто они пустые, неживые, и лишь бескрайний океан плещется в них. Холодный. Ледяной. Так, больно, что чувствую привкус горечи во рту, в физическом смысле ощущаю, в глазах всё расплывается, люди превращаются в разноцветные пятна, разбросанные по нашему газону. От шока к горлу подступает тошнота, спазмам скручивает все внутренности, я столбенею, я задыхаюсь, пытаюсь держать голову высоко, мне не позволено дать Ему понять, что он одержал победу, позволить наблюдать над моим поражением. Но результат первой игры — это не показатель! Всё ещё можно изменить, главное — сейчас выдержать его умерщвляющий взгляд, хотя это удаётся с трудом, каждый вдох, взмах ресницами всё отдаётся болью.
- Какую, эту? - мерзкий Волкер тычет в меня свой палец, теперь он стоит напротив меня, сверля взглядом, - А мне по душе младшенькая! - его пальцы поглаживают мою скулу. Он упивается тем, что прекрасно понимает о том, что Байрону Стайросу плевать на мою жизнь, и это вызывает лишь дикое бессилие.