Спускаюсь так, словно я телёнок, идущий на загнание. Мама кружится вокруг накрытого стола, который уже практически сервирован, как всегда, всё идеально. Мама любит, чтобы всё было идеально, цвета скатерти совпадал с салфетками, нижние блюдца контрастировали с верхними, а вилки и ложки перекликались с блюдами на столе. Думаю, её работу можно приравнять к искусству, а трепетное отношение к результатам её страсти.
- О, милая, пожалуйста, зажги свечи! – протягивая мне спички, мама возвращается к огромному блюду с уткой. – Отец звонил, сказал, что приедут с Винчестером через минут десять!
Не могу быть такой же воодушевлённой и радостной как моя мама. Трудно даже представить Алекса у нас в гостиной, сидящего за нашим столом, держа в руках семейные приборы, как минимум это странно.
Резюмируя последние два месяца, могу одно сказать, это были ужасно долгие и невероятно насыщенные два месяца. Я практически перестала спать, а моя успеваемость оставляет желать лучшего. Меня до сих пор пугают откровения Салли, и то, что её образ, который она создала, так далёк от истины. После нашего разговора мы несколько раз сталкивались на лекциях и в коридоре университета, но на этот раз в её взгляде не прослеживалось привычной надменности, она мимолётно бросала взгляд на меня, чуть опустив голову, я же делала вид, что не замечаю этого. Не могу сказать, что чувствовала себя неловко, но определённо такая расстановка сил меня напрягала. Только сейчас понимаю, что всё происходящее до - была идеальной моделью нашего с ней поведение, сейчас же натянутая неловкость лишь усугубила всё. Знания меня преследуют и заставляют чувствовать жалость, которую я не желаю испытывать, но каждый раз, когда её светлая голова маячить в коридоре моя душа подвергается нападкам этого чувства. Многие наверняка бы радовались, зная такого рода подробности, но только ни я, мне привычнее быть невидимкой и не пытается провести психоанализ, в котором наверняка виновата мать.
С Алексом всё намного сложнее.
Он продолжал упорно делать вид, что не замечает меня. Интересный факт, но меня это уже не трогала, наоборот, в какой-то момент приняла, что это такого рода игра в догонялки, где сначала он догоняет, я убегаю, после наоборот. А после того как я стала свидетельницей его приступа, всё изменилось, я посмотрела на него другими глазами. Он не злой и тем более не плохой, Алекс просто напуган, и возможно считает происходящие чудовищной несправедливостью. Что и в случае с Салли, они лишь пытаются компенсировать свой уязвимые места, таким извращённым путём, с завышенными требованиями к себе и окружающим не вдамек, что возможно будь немного проще, никто и не акцентировал на них изъян, но вот собственное чувство значимости отпускает их горделивые души, погружая в игру под названием кто кого.
Но когда мы сталкиваемся с несправедливостью, буллингом и притязанием, способность стоять, выдержать стремиться к нулю. А выходом становится отрицание, нападение и желание совершить удар первым. Зная это мне сложно испытывать злость, а лишь желание помочь растёт у меня глубоко в душе.
Это всё роиться в моей голове и терзая мою душу.
К тому же ситуация с Аденом не отпускает меня, а его резкое изменение в поведение пугает.
Входная дверь открывается, заставляя меня застыть с красной свечкой в руке, молоточки моментально обрушиваются на мои виски и начинают колотить. Но через секунду я облегчённо вздыхаю.
Сначала заходит Байрон, стягивает пиджак, лениво бросая его на кушетку, за его спиной маячит белобрысая голова Винчестера. Пришибленный, с пресмыкающимися выражением лица он выглядывает, словно пытается что - то разглядеть. Мерзкий, неприятный, он всегда отличался своим лизоблюдством, заглядывал в рот к Байрону, словно желал отлизать тому зад.
- Байрон, проходи к столу! - щебечет мама, стягивая цветастый фартук, утка уже красовалась в центре стола, издавая карамельный аромат.
Байрон в ответ лишь молчит, словно это была ни его идея этого нелепого ужина. Он никогда не старается быть любезным с мамой, словно это так сложно и совершенно необязательно. Но это наверняка связано с тем, что он не смог простить её предательства, хоть и любит.
Они проходят и присаживаются на места, я же хочу провалиться сквозь землю, меня бесит одна мысль, что я окажусь с ними за одним столом.
- Ана, можешь принести графин с водой, он остался на кухне, в холодильнике! - вновь просит мама, я только благодарна тому, что ещё какое-то время смогу не находиться в обществе этих уродов.