Получив квитанцию, София протянула ему двадцать фунтов чаевых:
— Мы ведь в последний раз видимся, да?
Мэтт помотал головой и медленно тронулся с места.
София просунула руку в окошко, ее голос зазвучал настойчивее, слишком громко для раннего утра:
— И потом, мне стыдно за то, что я пыталась с тобой поговорить.
Мэтт притормозил, взял бумажку и, свернув, сунул в карман рубашки. Кивнул, улыбнулся и поехал прочь. София слышала, как он подпевает Джиму, пока его машина не свернула за угол.
Тридцать шесть
Бросив работу, первую неделю София чувствовала себя нормально. Не замечательно, но и не очень плохо. Привыкала к безделью, приспосабливалась к свободным вечерам. Смотрела телевизор — до и после полуночи. Солнце теперь будило ее, а не укладывало спать. София чистила ящики стола и гардероб, выкидывала старые бумажки, неношеную одежду — освобождала место для вещей, которые теперь придется купить. Если только она заставит себя пойти в магазин. А лучше заказать по каталогу «Будущая мать». Или, самое заманчивое, взять настойчиво предлагаемые Бет одежки, в которые ее дети уже не влезали. Двойняшки росли с ошеломляющей скоростью, и минималистская красота просторной родительской спальни была жестоко изуродована двойными рядами испачканных в молоке распашонок, двумя сумками для транспортировки младенцев и шикарным набором миниатюрных вещичек от-кутюр, ставших ненужными. Бет смирилась с тем, что два маленьких человечка свели на нет попытку привнести порядок в ее хаотическую жизнь, но следы канувших в небытие дней ее сильно раздражали. София сообразила, что магазинный кошмар ей еще долго не грозит, по крайней мере, окунаться в него ради детской одежды ей в ближайшее время не придется. В отличие от советов, как правильно загорать — прикрыв соски и помня о демаркационной линии, отделяющей живот от лобка, — гнездование не значилось в учебниках, по которым она познавала мир.
Что касается ее собственных потребностей, то София не очень понимала, в чем они состоят. В последние годы у нее не находилось времени, чтобы их сформулировать. С тех пор, как ее обязали посещать маленькую комнату в конце запертого белого коридора. И по правде говоря, того экскурса в ее развитие ей хватило. На очень долгое время. София сознательно занимала себя чем-нибудь, пытаясь разогнать страхи, порожденные воображением. Если им дать шанс, они размножатся со страшной скоростью. Но сейчас ей было о чем поразмыслить, когда она лежала на диване и с тревогой думала о будущем, одновременно пытаясь потушить вопросы о ребенке, горевшие в ее мозгу. Хотя София верила, что Габриэль — ангел, и верила в странность своей беременности, поскольку та была бесспорным фактом, представить себе, кем будет ее ребенок, София не могла. Она не умела такое вообразить, не могла превозмочь внутреннее сопротивление. Даже на сносях София изо всех сил отмахивалась от самой главной проблемы — каким будет ребенок-Мессия.
Габриэль, как обычно, являлся каждый вечер, оставался до раннего утра, иногда завтракал, но чаще уходил, когда София еще спала. Теперь, когда они проводили вечера вместе, их беседы выходили далеко за рамки секса и будущего ребенка. Однако не настолько далеко, как хотелось бы Софии.
— Где ты бываешь?
— Когда?
— Когда тебя здесь нет, по утрам.
— Хочешь еще кофе?
— Хочу, конечно. Но и твой ответ хочу услышать, — крикнула София вслед Габриэлю, который, взяв чашку, отправился на кухню. Минут десять она ждала его возвращения, потом выбралась из кровати. На кухне закипал свежий кофе, тост был намазан маслом, но Габриэля след простыл.
На следующий вечер она попробовала еще раз:
— Почему ты не говоришь мне, куда уходишь?
— Не могу.
— Не можешь или не хочешь? Тебе что, запрещают?
— На какой из вопросов мне отвечать?
— На все!
— На все не могу. Я могу отвечать только на вопросы, связанные лично с тобой.
— Это связано со мной. То место, куда ты уходишь, связано со мной.
— С чего ты взяла?
На кончике языка у Софии вертелось: «С того, что ты мой», но она промолчала. Габриэль глянул на нее так, будто понял, что она хотела сказать, а она поняла, что правильно сделала, прикусив язык Не хватало только услыхать, как Габриэль ее опровергает. Она устало вздохнула: