– А мне кажется – да.
Теперь уже Девон была уверена, что лицо у нее не просто горит, а пылает. Как может она сказать, что обожает его? Что он для нее – самый красивый мужчина на свете?
– Ваш бок все еще болит? – вдруг спросил он.
– Нет. Я ощущаю совсем незначительную боль, когда делаю слишком глубокий вдох.
Сказать по правде, она вообще еле могла дышать, если он находился рядом.
Себастьян кивнул. Ясные серые глаза в упор смотрели на Девон, когда он спросил:
– Скажите, что у вас на уме?
– Ничего. – Она пожала плечами. – Почему вы так говорите?
Очень ласково он ответил:
– Потому что вы таращили на меня глаза. И продолжаете таращить.
– О, – начала она слабым голоском, – простите меня… От вас пахнет.
На сей раз он был поистине ошарашен.
– Прошу прощения?
– Не подумайте, что от вас пахнет плохо, – поспешила заверить его она. – Мне просто не приводилось находиться в обществе джентльмена, от которого пахнет так, как от вас. Запах такой свежий, чистый… словно крахмал и что-то еще… восхитительное… – Девон окончательно смутилась и договорила совсем уж растерянно: – Наверное, ни одна женщина не говорила вам об этом, правда?
– О том, что я пахну? Пожалуй, нет.
– Я подозреваю, что ни одна леди не скажет такого джентльмену.
– Совершенно верно, – согласился он.
Девон зачем-то дернула подол своего платья и сказала:
– Вы, наверное, считаете меня глупой.
Смешливые искорки промелькнули у него в глазах.
– Нет, – с чуть заметной улыбкой произнес он. – Но я сказал бы, что наш разговор принимает необычный оборот.
– Я вас насмешила?
– Немного.
– Видите ли, дело в том, что с вами я чувствую себя, как бы это объяснить? Самой собой, что ли… Мне не нужно притворяться, будто я знаю то, чего на самом деле не знаю. Но вы меня извините. Больше я не стану говорить такие вещи.
Не надо, – перебил он ее. – Не просите прощения. Не бойтесь говорить мне обо всем. Не бойтесь спрашивать обо всем, о чем хотите. И не надо оправдываться, Девон. Ни перед кем не надо оправдываться. – Взгляд у него сделался пронизывающим, но голос оставался спокойным. Он положил свою ладонь на руки Девон, опущенные на колени. – Вы поняли меня? Она смотрела на него испытующе.
– Я поняла, что вы разрешаете мне говорить вам все, что я хочу.
– Вот именно.
– И спрашивать вас о чем хочу?
– Безусловно, – подтвердил он.
– Тогда, милорд, скажите мне, как вам удается побрить… – Она наклонилась к нему, и в глазах у нее плясали чертики. – Вот здесь?
Девон легонько дотронулась кончиком пальца до ямочки у Себастьяна на подбородке.
Он рассмеялся низким, мелодичным смехом.
– С большой осторожностью, – ответил он и потер ладонью уже начинающую пробиваться жесткую щетину на подбородке.
Сердце у Девон растаяло.
Так у них с тех пор и пошло, где бы они ни находились вдвоем. Чувства Девон были спокойны. Сердце ее пело. Ей ужасно нравилось, как приподнимались уголки его губ, когда он старался выглядеть серьезным и строгим и не смеяться над ней. Ведь это было и тогда, в библиотеке.
Ей нравилось вызывать его смех, хотя порой ей казалось, что он уж слишком серьезен.
За шесть недель, проведенных в доме Стерлингов, она получила представление о том, что такое стиль светской жизни. По утрам, пока Себастьян внимательнейшим образом читал «Паблик леджер», она сидела рядом с ним и болтала с Чарлзом, лакеем. По поводу большей части заметок в его газете Себастьян высказывал краткие, отрывочные замечания, лениво попивая чай.
Однажды утром Себастьян вошел в столовую, когда Девон уже сидела за столом и намазывала маслом кусок булочки.
– Доброе утро, – поздоровался он, и она ответила:
– Доброе утро.
Чарлз подошел, чтобы налить Себастьяну чаю. Девон пила шоколад. Сделав глоток из чашки, которую держала в руке, Девон почувствовала легкое прикосновение к своей ноге и быстро опустила другую руку под стол.
Едва слуга отошел, Себастьян устремил на Девон строгий взгляд:
– Девон, я это заметил.
– Что именно?
– Пожалуйста, не давайте Бестии куски под столом.
– Банни, – с нажимом произнесла Девон, – тоже нуждается в еде.
Разумеется, скверно было с ее стороны дразнить Себастьяна подобным образом, тем более что он и Банни по-прежнему находились во враждебных отношениях и смотрели друг на друга неодобрительно.
– Девон, Бестия (он тоже подчеркнул последнее слово) уже не в состоянии ходить нормально, у нее живот почти волочится по полу. У этой собаки аппетит, как у лошади. Последнее, в чем она нуждается, – это дополнительная кормежка, включая и те лакомые кусочки мяса, которые, как мне известно, вы скармливаете ей по ночам.
Девон чуть не подавилась. Прижала салфетку к губам. Боже, но ведь именно эти кусочки мяса были больше всего нужны Банни! Значит, Себастьян не знает? Да, очевидно, так и есть. И она понятия не имеет, как ему сказать. Чему-чему, а этому он явно не обрадуется. И она решила, что, пожалуй, теперь самое время переменить тему.
– Из-за чего это такая суета? – спросила она, заметив, что мимо открытой двери в столовую снуют слуги то в одну сторону, то в другую.
– Готовятся к сегодняшнему вечеру.
– К сегодняшнему вечеру?
– Да. Я сегодня даю обед. – Он посмотрел на нее поверх газеты. – Разве я вам не говорил?
Девон молча покачала головой.
Она не слишком удивилась. Приглашения самому Себастьяну сыпались в дом, можно сказать, дождем. Себастьян каждое утро тщательно отбирал их. Праздники, балы, вечерние приемы. Если бы он посещал все, ему вообще не удавалось бы поспать вволю. Естественно, что и он, в свою очередь, должен был устраивать обеды и суаре.
Девон была убеждена, что никогда не станет частью его элегантной светской жизни. Но она пользовалась некоторыми привилегиями, а соблазн был неодолим.
– Себастьян, – тихонько окликнула его она.
– М-м-м?
Девон не сразу решилась спросить, потом сказала:
– Вы не будете возражать, если я посмотрю на гостей?
Он опустил газету. И бесконечно долго молча смотрел на Девон. Она было подумала, что сказала нечто неподходящее.
– Я буду держаться в стороне, – поспешила заверить его она. – Вести себя тихо, как мышка, невидимая и неслышимая. О, пожалуйста, скажите «да», Себастьян, я вас не подведу, даю слово!
Она затаила дыхание и ждала, как ей показалось, целую вечность. Что-то промелькнуло в глазах у Себастьяна, и он наконец заговорил:
– Разумеется, вы можете посмотреть. – Он улыбнулся. – Я не придаю значения таким вещам.
Она вскочила с места, обняла его за плечи и, сияя глазами, почти пропела:
– Благодарю вас! Благодарю!
Он смотрел, как она уходит, обуреваемый сложным комплексом эмоций. Какие мелочи доставляют радость этому маленькому созданию. Надо же – ей страстно хочется посмотреть на прием, который она даже не может посетить! Он проявил невнимание, не сообщая ей о таких событиях в доме. Господи, если бы он вообще мог их отменить! Но светские сплетники и сплетницы начали бы тогда задавать слишком много вопросов. Себастьян скривил губы. Если бы можно было отказаться от дурацкого заявления о том, что он ищет невесту! От этого одно беспокойство. Терпеть он не может идиотов с протухшими мозгами, с которыми то и дело приходится сталкиваться… Так много всего произошло со времени той его декларации. Слишком много. Ведь это было в ту самую ночь, когда он привез Девон в свой дом… и в свою жизнь.
Он ощутил тяжесть в груди – давящую тяжесть. До глубины души ему была противна мысль, что Девон следует прятать, скрывать от чужих глаз, – это бесконечно скверно. Она так мила, красива, очаровательна, а он… себя он сейчас чувствовал низким, грязным и ничтожным. Девон ни о чем таком не думала, а он, Себастьян, думает. И тут уж ничего не поделаешь.
Как бы ему того ни хотелось, он не мог пригласить ее на званый обед. В точности по тем причинам, о которых как-то упомянул в разговоре Джастин. Высший свет весьма неодобрительно отнесся бы к самому факту, что молодая незамужняя женщина живет под одной крышей с двумя неженатыми мужчинами, невзирая на обстоятельства, какими бы убедительными они ни были. Дело другое, если бы Джулианна жила вместе с братьями. Но увы, только вчера он получил от нее письмо, в котором она сообщала, что она теперь в Италии и останется там надолго. И видит Бог, Себастьян понимал сестру и не мог осуждать ее после того, что произошло год назад. Джулианна стала невинной жертвой неизбежного скандала, и неудивительно, что она поклялась никогда не выходить замуж!