Не будет раб равен мне,
Мне, чьим предком был Тимучин!
Мыслью я быстрей, чем он,
Сердцем я храбрей, чем он,
Шире, чем он, станом я,
Ибо рожден ханом я!
При входе его не поднимусь,
Не то опозорюсь повсюду я,—
Токтамышем не буду я!»
Хан-Сарай, исполненный благ,
Открывается поутру.
А над ним черноцветный стяг
Развевается на ветру.
И хан Токтамыш взошел
На золотой престол,—
Приколола к престолу Джанике
Иголками ханский подол!
У Токтамыша — страна под пятой,
А над ним — попугай золотой
Разговаривает вслух.
Сорок знатных высоких слуг
Входят, кланяясь до земли,
Выпрямляясь, подобно струне.
Сорок первым, от них — в стороне,
Появляется Идегей.
Мужа встречая того,
Сам не замечая того,
С места вскочил Токтамыш,
Отодвигая престол!
Лопнул проклятый подол.
Иголок пронзительный треск,
Подкладки разорванной блеск
Сделали большим позор.
Потупил он ханский взор.
Он понял свою вину.
Он понял свою жену.
Обида пронзила его насквозь.
Он лег на постель — ему не спалось.
Три ночи не мог он заснуть,
И очи не мог он сомкнуть.
Ласкаясь к нему, Джанике
Сказала в четвертую ночь:
«Гони уныние прочь,
Расстанься с тревогой ты
И рану не трогай ты.
Если воля его тверже твоей,
Мы сделаем волю слабей.
Если сердце храбрей твоего —
Уничтожим отвагу его.
Снова к нам Кубугыл придет,
Подадим ему сладкий мед.
Мы в нем тоже усладу найдем:
В медовику мы яду нальем.
Друг он, враг ли — сразу поймешь.
Если он, обнажив свой нож,
Взметнет его вверх острием,
Прежде, чем выпить мед,—
Окажется он врагом.
Взметнет его вверх черенком,—
Мы другом его назовем.
Не горюй, мой хан, соверши
Испытанье его души,
Мне печали свои доверь».
В Хан-Сарае — белая дверь.
Справа—страж Ангысын,
Слева — страж Тангысын.
Хану были рабами они,
Идегею — руками они,
Идегею вручили сердца.
Узнавал от них Идегей
Каждую новость дворца.
В Хан-Сарае стало светло.
Хан-властелин сел на престол.
Составляя одно число,
Идегей сорок первым вошел
Хан вошел, «салям» произнес.
Улыбаясь, хан Токтамыш
Чашу с медом ему преподнес:
Чем-то приправленный мед,
Желтый, отравленный мед!
Ангысын Тангысыну мигнул.
Тангысын Ангысына толкнул.
Голову со значеньем пригнул,
Идегей загадку смекнул,
Нож обнажил и так сказал-
«С золотой рукояткою нож!
В медовину сладкую, нож,
Ты войдешь у всех на виду.
Если есть отрава в меду,
Всю отраву себе возьмешь!»
Так сказав, Идегей обнажил
Свой алмазный, свой острый нож.
В желтый мед его погрузил.
На четыре части ножом
Он тягучий мед разделил,
Размешал в середине потом
И, вынув, ханше сказал:
«Сито твое красиво, пестро,
Дурно пахнет твое ведро».
Так сказав, Идегей ушел.
Плача, ворот порвав на себе,
Ханша упала на престол.
Сказала: «Понял, владыка мой,
Супруг мой, хан великий мой,
То, что сделал сейчас Кубугыл?
Он и тебя, и меня оскорбил!
Если он вверх взмахнул острием,—
Он оказался нашим врагом.
Разделил на четыре части мёд.
Кто его замысла не поймет?
Четыре части — ты понял, мой хан? —
Иртыш, Яик, Идиль, Чулман,
На четыре части разрежет край.
Мед размешал в середине он.
Ясно тебе ли? Отныне он
Возмутит Булгар и Сарай…
Сито, сказал он, и ведро.
Скрытно сказал он и хитро:
К ведру приравнял твою младшую дочь,
А ситом назвал твою старшую дочь.
«Если, мол, сын мой будет не прочь,
Если ровней сочтет их жених,
Он в жены возьмет одну из них…
Ай, в жены возьмет одну из них!»
Ответил хан Токтамыш:
«Смутное сердце мое
Смущать не надо, жена!
В чистое сердце мое
Не лей ты яда, жена!
Другом был мне всегда Джантимир,
Были меж нас любовь и мир,
Мудрым, добрым он был стариком.
От него родившийся Кубугыл
Тоже не будет мне врагом.
Судья и воин Кубугыл,
Хвалы достоин Кубугыл
Он тягаться не станет со мной,
На меня не нагрянет войной
Пусть он духом тверже, чем я —
Он мне служит, зла не тая»
И еще сказал Токтамыш-
«Не придет от него беда.
То, что ты сейчас говоришь.
Не случится никогда,
Ай, не случится никогда!»
Сказала ханша Джанике-
«Если не враг тебе Кубугыл,
Если он мести не затаил,
Если не знаешь ты цены
Верным словам своей жены,—
Созови ты своей страны
Девять самых мудрых мужей.