Эй, Нурадын, послушай, мой сын!
Если Тимир, страны властелин
Пребывает в Сарае моём,
Возвращусь-ка и я в свой дом.
Благодарный, восславлю Хромца
И домой отправлю Хромца
Эй,Нурадын, послушай меня,
За Джуке-Тау помчи коня,
Гору минуешь, а за горой
Ик течёт в чащобе глухой.
Ты взметнись над потоком речным,—
Степь да степь за истоком речным.
На своём коне Сарале
Поскачи по этой земле.
Как взмахнёт хвостом Сарала,—
Чтоб в хвосте не осталось узла,
Скакуна ты поторопи,
Токтамыша настигни в степи.
Не отходят от ханских очей
Сто дородных, сто силачей.
Ты в живых не оставь никого.
Всех ты вырежь до одного.
Если исполнишь мой наказ,
Если наступит победы час,
Ты обретёшь то, что желал.
Коль моей покорятся руке
Розовощёкая Ханеке
И черноокая Кюнеке,
Ханша высокая Джанике,
И душой воспылаешь ты
Ханеке возжелаешь ты,—
Для тебя её сохраню,
Но прикажи своему коню:
«Токтамыша ты догоняй!»
Так сказав, поскакал в Сарай,
С сыном простившись, Идегей.
Он достиг столицы своей,—
Всюду щебень смешан с золой.
Поскакал во дворец золотой,
Двери Хан-Сарая раскрыл,
Подлых проклиная, раскрыл,
Увидал: в кольчуге стальной,
Средь везиров, довольных собой,
Восседает хан Кыйгырчык.
— Где Шах-Тимир? — Идегей спросил.
Так отвечал хан Кыйгырчык:
— Шах-Тимир, владыка владык,
С попугаем вещим своим,
С драгоценным Древом златым,
С золотом, что хранилось в казне,
С троном, верхом на белом слоне,
С множеством красавиц-рабынь,
С достоянием всей страны,—
Этим богатствам нет цены,—
Тучи пыли взметнув над собой,
Ускакал степною тропой,
Удалился в свой Самарканд.
Ныне твоя страна — его.
Власть его и казна его!
Мне повелел наместником стать,
Руку его скрепила печать.
Десять тысяч мне войск подчинил.
Ныне я хочу, Идегей,
Чтобы ты предо мною склонил
Буйную голову свою.
Взысканный славой Идегей,
Орлиноглавый Идегей,
Мне отныне ты подчинись,
Ибо мой прародитель — Чингиз,
Бием будешь, прочих знатней.
Так ответствовал Идегей:
«Если с ног, сам хромоног,
Сбил страну мою Шах-Тимир,
Если этот разбойник-эмир
Дома-Идиля нарушил покой,
Если ты стал Тимиру слугой,
Если Чингиз-прародитель твой,
Если ты — в кольчуге стальной,—
Будешь хорошей дубиной моей!»
С этим приблизился Идегей,
Кыйгырчыка за ногу хвать,
Превратил её в рукоять.
Кыйгырчыковой головой,
Как дубовою булавой,
Двадцать везиров стал ударять,
Тридцать биев стал разгонять,
Ярость в сердце его вошла,
Все упали, крича: «Алла!»
Всех разметая, вышел он,
Из Хан-Сарая вышел он,
Десять тысяч войск поднялись,
Будто ветер взметнул их ввысь.
Все полки Идегей сгрудил.
Колотил он их, колотил,
Истребил дубиной живой.
С поднятой высоко головой
Идегей тревогу забил,
Чтоб услыхали и степь, и град,
Чтобы в стране загремел набат:
«Чей этот день? Столетье чьё?
Идегея столетье, моё!
Чьё это время? Время чьё?
Идегея время, моё!»
Услыхали град и страна:
Власть Токтамыша сокрушена.
Всех собрав подневольных людей,
Освободил рабов Идегей.
Юношей запретил продавать,
Золото начал он раздавать,
Чтоб возрадовались бедняки.
Весь народ приказал созвать,
Живший у Идиля-реки.
Для народа устроил всего
Пиршественное торжество.
Прежде был беспорядок, разброд.
Пребывал без совета народ.
Выбрал опытных, мудрых мужей
Учредил диван Идегей,
Поднял из руин города,
И войска укрепил он тогда.
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
О том, как Нурадын убил Токтамыша.
В бегство обратясь, Токтамыш,
Это властный и грозный хан,
Переправился через Чулман.
Вместе с отрядом он достиг
Мест, где берёт начало Ик,
Где степные ветры сильней.
Сотне бронзовошлемных мужей
От преследователей таясь,
Приказал разойтись, боясь,
Что их заметят в голой степи.
Лишь Джанбая держа при себе,