Князь услышал и послал человека, чтоб затормозили передних.
Вечер в лагере был обычным походным зимним вечером. Некоторое оживление внесло появление из леса здоровенного монстро-медведя, целеустремлённо ломившегося по прямой к Владимиру Олегычу. Опять «мёртвая рука», что ли? Бежало чудище-страшилище с треском и рёвом, так что замечено было издалека. Я не успела даже поволноваться — смогу ли повторить свой вчерашний подвиг, как бедный медведь был напрочь истыкан стрелами, копьями и в придачу ещё и пожжён. И вот тут мне стало животину жаль. Ну да, это был уже монстр. Но вот — жалко. С Андле я по ходу переобщалась.
Ну не урод этот шаман, а?
Ночь выдалась не так чтоб слишком спокойная. Желающие немедленно сожрать Вову выбегали ещё раз пять — и каждый раз с треском ломающихся сучьев и режущим ухо шипением и сиплым рычанием. Надоело, прям.
А вот под утро пришли ещё гости. Зелёные и любопытные. Долегон понаблюдал за ними с полчаса, а потом скрал одного. Не в одиночку, конечно, — с парнями. Остальные огурцы не обнаружили своего товарища, чё уж там подумали — не знаю, но быстренько ушли.
Я ЗЕЛЁНЫЙ ОГУРЕЧИК…
Новая Земля, где-то в чигирях на севере, 30.07 (декабря).0027
Кельда
Для беседы с молодым (вы будете ржать, нежно-зелёным) орком был вызван зевающий Глирдан, перекинулся с ним парой фраз, — и тут мы все с удивлением обнаружили, что орчонок говорит не только по-орочьи, но и на слегка примитивном, но вполне понятном русском.
— Ну, говори, — барон сидел на походном раскладном табурете; дверь в палатку открылась, внутрь проскочили князь с Фёдором Кузьмичом, — Заходите, мужики!.. Говори: чего искал? Что надо было?
Мимика у орков была, конечно, отличная от человеческой, но понять, что это мальчишка и он слегка испуган, было можно.
— Посмотреть хотел…
— Что посмотреть?
— Эта… кто пришёл.
— Кто тебя послал?
— Каво?
— Слышь, будешь так тупить, я тебе руку сломаю.
Зелёный пацан надулся:
— Ты человек! Человек не может орку руку сломать!
— Я смогу, не переживай. Парни, там у костра пара кусков песчаника валялась, принесите!
Дежурные притащили Вове пару угловатых булдыганов. Он покачал их в руке, дал подержать орчонку:
— Ну как — прочный камень? Хороший?
— Хороший.
Вова усмехнулся и пальцами раскрошил камень в мелкую щебёнку. Звук был просто ужасный, аж зубы заныли!
— А теперь?
— Теперь плохой. Совсем сломанный.
— И рука твоя может стать совсем сломанной. Дурака не валяй. Кто тебя послал за нами смотреть?
Орчонок задышал, как это делают дети, когда собираются заплакать. Часто и «с намерением». О, боги, реветь вздумал, что ли? Однако сцены не произошло. Пацан крупно сглотнул и сказал:
— Руг пришёл. Будил меня. Говорит: там в лесу чужие пришли. Пошли смотреть! Говорит: кони есть у них. Кони — вкусно!
— Огорчу я тебя до невозможности. Наших коней есть нельзя.
Орчонок захлопал глазами. Не понял.
— Глирдан — переведи!
Новость пацана явно расстроила.
— Тебя как зовут?
— Быч.
Нда, имя дано кагбэ с претензией…
— В деревне сколько народу?
— Эта… Много!
Твою мать! Слава богам, Вова гораздо терпеливее меня.
— Сколько — много?
— Ну, эта… Большие бабы есть. Мать там, ещё Танька, Рая, Маша…
Он нам что — собрался всех поимённо перечислять?
— Дан, расспроси его по-ихнему — быстрее будет.
Музыкант кивнул и начал расспросы. Теперь пацан отвечал гораздо бодрее. Как будто кто-то большой мешал гравий в деревянной ступке. Мы ждали.
Глирдан несколько обескураженно взъерошил пятернёй и без того лохматую шевелюру:
— Если коротко — деревня по понятиям орков большая. Но сейчас остались только женщины и дети. Все взрослые мужчины ушли с шаманом, убивать чужаков. Женщин, насколько я понял — десятка два или чуть больше. У каждой по трое-четверо орчат. Этот вот — из старших.
— И сколько ему лет? — хмуро поинтересовался князь.
Глирдан что-то прогрохотал.
— Насколько я могу понять… Говорит — почти взрослый. Четыре года. Или пять. Что-то в этом духе.
— С-с-сука… — только и пробормотал Вова.
Лица мужиков стали совсем кислые. Сражаться с посёлком, в котором свои же изменённые девки да мелюзга зелёная. В прямом смысле этого слова.
Ой, бли-и-ин.
Князь встал.
— Ладно, мужики, собираемся. Так или иначе, надо с этим посёлком разобраться.
Лагерь просыпался, раскочегаривались костры, варилась каша с тушняком.