— И что это значит? — хмуро произнес Скарабей, чувствуя, как из тонкой папочки с делом о взломе университетской сети отчетливо потянуло горелым.
— А значит это, уважаемый Владимир Викентьевич, кусок гуана астрономических размеров. Я полагаю, где-то с Эверест, не меньше. Компренде? — Эксперт сразу посерьезнел. — Поскольку даже подготовленный человек так двигаться не может. Связки и мышцы человека на такую нагрузку не рассчитаны. Уж поверьте мне как бывшему чемпиону Подольска по рукопашному бою.
— Думаешь, армейцы? — с тоской произнес следователь и тяжело присел на краешек стола.
— Не знаю, — медленно произнес Семен, задумчиво глядя в экран. — По моим ощущениям, тут на все «четыре ноля» тянет. Так что запасайтесь горючими, а особенно смазочными материалами в товарных количествах. Потому что, с одной стороны, тебя будут жарить спецы Минобороны, а с другой — Коган, который за своего единственного сыночка готов целую войну устроить.
— Ладно. — Скарабей встал и застегнул папку. — Оформи это как полагается. Будет еще чем обрадовать — звони.
По долгу службы полковнику Гриценко приходилось работать с документами «особой важности», или, как для простоты говорили, «три ноля». Так обычно маркировались совершенно секретные распоряжения руководства страны высшим чинам МВД и иные особо секретные материалы. Документ обычно доставлял курьер в сопровождении вооруженной охраны, и, получив роспись в соответствующем бланке, они дожидались, пока получатель не прочтет документ. На это отводилось около пяти минут, после чего, если не предполагалось какого-либо хранения, бумага, как правило, рассыпалась в порошок.
Но что могло быть еще более секретным, он мог только предполагать. «Ну и ладно, — думал он, размашисто шагая по направлению к приемной генерала. — Пусть забирают это дерьмо в военную контрразведку, а секретов у нас своих хватает выше крыши».
— Леночка, — Скарабей как всегда не утруждал себя уставным протоколом, — Пал Ваныч на месте?
Миловидная секретарша, отложив в сторону пилочку, аккуратно, чтобы не поцарапать идеальную полировку ногтей, прижала клавишу интеркома.
— Пал Ваныч, к вам Скар… гм… полковник Гриценко.
— Запускай, — донесся в ответ скрипучий голос генерала.
— Ну что там у тебя? — спросил генерал, показывая на гостевое кресло у низкого «чайного» столика.
Ни для кого в управлении не было секретом, кто именно займет кабинет заместителя начальника управления по оперативной работе после неизбежной генеральской отставки. Поэтому будущего преемника генерал принимал как равного.
Скарабей, уважая занятость генерала, коротко и четко доложил последнюю информацию по делу, в том числе и результат анализа Иванцова.
Генерал почесал нос, что обычно говорило о задумчивости и некоторой степени неуверенности, затем, пригнувшись поближе к Скарабею, произнес:
— Хочешь слить это в контрразведку?
— Ох… — Следователь поскреб затылок. — Хорошо бы. Тут все один к одному. И институт этот смежных, блин, проблем не нашей епархии, и девка непростая. Да тут еще когановский отпрыск в виде трупа. Боюсь, на нас это просто повиснет куском того самого…
— Хорошо. — Генерал хлопнул ладонью по столу. — Подготовь все, что у тебя есть, а я свяжусь с их руководством.
После ухода Скарабея генерал еще посидел какое-то время в кресле, массируя шею и затылок, потом решительным шагом подошел к рабочему столу и нажал клавишу «вызов» аппарата защищенной связи.
— Оператор? Генштаб, адмирала Рокотова, пожалуйста.
Глава 3
Лучшая форма возвращения — это пролет над памятными местами на большой высоте.
Речь главы Североамериканского директората на праздновании Дня Толерантности. Вашингтон, 2099 год
Демократия, власть народа. Когда мы говорим эти слова, то подразумеваем не только то состояние внутренней свободы и народовластия, которое является частью истинной западной цивилизации, но и также тот тяжелый путь, который мы прошли, для того чтобы сейчас мы имели то, что у нас есть. Начиная от Александра Македонского, который нес демократию и свободу порабощенным племенам Востока, Наполеона Бонапарта, возглавившего освободительный поход второго Евросоюза против диких орд славян, и великого Адольфа Гитлера, который всем сердцем желал отвести от западного человека нависшую над ним угрозу порабощения, все великие деятели демократии и свободы положили свои жизни на алтарь той веры, которая и сейчас освящает наш трудный и тернистый путь к Великой Правде.