Окончив школу, музыканты, вместо того чтобы попытаться получить профессиональное образование и повысить свой идеологический уровень, свернули на кривую дорожку. Стали петь «западное», да еще на чуждом английском языке, причем не в клубе или парке культуры и отдыха, а в самых сомнительных точках — ресторанах «Интуриста» и прочих злачных местах. Руководителя ансамбля, Сашу Самгина, даже привлекали к ответственности за спекуляцию — он перепродавал полученные у иностранцев джинсы и пластинки. Парня выручили связи. Маленький город, все друг друга знают, а отец Самгина — человек уважаемый, подполковник в отставке, ведающий местной гражданской обороной.
Анжелу родители пытались образумить, отправив на учебу в медучилище. Но она уперлась, переселилась в сарай, оклеила стены афишами с иностранными певцами и певицами в самых разнузданных позах. Марыля Родович еще ничего, хоть и босая, да и Карел Готт — приличный, элегантный певец, но «Роллинг Стоунз»! Смотреть страшно! Да и сама девочка совсем от рук отбилась. Старенькая бабуля, по-деревенски повязанная косынкой, всегда имела влияние на внучку и даже проводила с той разговоры по душам в периоды конфронтации ее с родителями. Но тут нашла коса на камень. «Ничего, видать, не поделаешь…» — Степанида Григорьевна отвернулась от раскрытого окна, чтобы не расстраиваться: принаряженная Анжела отправилась на «работу».
…Солнце пекло вовсю, четыре часа — самый кошмар, а в автобусе — все потные, злые, стоят впритык и еще руки распускают. С такими Анжела не церемонилась: «Ой, ой! Кошелек из кармана тянут!» — вопила она во всю мощь, почувствовав чрезмерно заинтересованную ладонь на своем бедре. Граждане с позором изгоняли «вора» и грозились сдать в милицию.
Обычно за Анжелой приезжал Саша. Он имел самый шикарный мотороллер в городе — красный, с блестящими никелевыми штуковинами и удобным «седлом» сзади. Носиться верхом в мини-юбке и в шлеме по извилистому шоссе вдоль моря и нашептывать Сашке нечто соблазнительное — лирические цитаты хотя бы из песенок — полный кайф!
Сашка — первый парень на деревне, учился в девятом, когда впервые положил глаз на Анжелу. Ей было, как и Джульетте, всего тринадцать, а школьный вечер по случаю Нового года был ничем не хуже бала во дворце Монтекки. Под «водолазкой» из трикотажа с серебряным люрексом чуть подрагивали маленькие груди, а рыжая грива взметалась вверх — так самозабвенно и раскованно танцевать твист здесь больше никто не умел. «По переулкам бродит лето…» — пел декабрьским вечером Эдуард Хиль, и Саша согласился с ним — Анжелка из 7 «Б» «единственная на свете королева красоты».
Они стали неразлучны — самая видная пара в школе. А потом организовался ВИА «Радуга» и Анжела вышла в солистки… Конкурсы, призы, косяки поклонников и поклонниц… Многие, ох многие завидовали этой паре. Только ближайшая подружка и Саша знали, что Анжела сделала подпольный аборт — на кухне местной гинекологички аж за 50 рэ. Провалялась дома неделю с воспалением, притворяясь гриппозной, и вернулась к прежней жизни — предстояли экзамены на аттестат зрелости.
Заметив охлаждение в отношениях, Саша подумал, что Анжела всерьез погрузилась в школьные проблемы. Но аттестат был получен, а прежняя страсть к пылкому Ромео не возвращалась.
— Ты же говорила, как только кончишь школу, подадим заявление… — бубнил Саша, заглядывая в зеленые глаза, затуманенные совершенно непонятной ему мечтательностью.
— Куда торопиться?.. — Она уже не поддерживала разговор о свадьбе, совместной жизни, планах прославиться и перебраться в большой город.
— Но надо же по-человечески… Мы же любим друг друга… А если снова будет ребенок?..
— Ребенка не будет. Пока. Пока я не решу, что он мне, лично мне, очень нужен… Не волнуйся, это случится не скоро…
Анжела и сама толком не понимала, что с ней произошло. Но ощущение было такое, будто все внутри нее перевернулось и она стала сама не своя. Лежа на кухонном пластиковом столе акушерки, она кусала губы, смотрела на пыльную лампу в матовом абажуре с цветочками и старалась не думать о том, что сейчас в боли и крови погибает ее ребенок. Потом тоже старалась не думать о своей убогой конуре с плакатами на стенах, о квартире «образцового содержания», где прошла жизнь ее родителей, о всем нищенском, жалком, безнадежном существовании с бесконечным пересчитыванием копеек, экономией, мечтами о паре импортных босоножек… О том, что не овраг разделяет курортников и обслугу, а пропасть. Необходимо ухитриться перемахнуть через нее, стиснув зубы и крепко зажмурив глаза. С тех пор существовали как бы две Анжелики Градовых — одна бездумно плыла по течению, другая — злющая, отчаянная, изо всех сил старалась выбраться из предназначенного ей судьбой заколдованного круга.