Руководить столь ответственным мероприятием поручили учёному егерю с академическим дипломом, великолепно знавшему охоту по книжкам, а лесные угодья — по слухам. И егерь-академик без тени сомнения привёл охотников на мой огород. Пришлось привечать незваных гостей, и два дня изба гудела от пьяных тостов и песен. А московский гость так разошёлся, что лихо танцевал «барыню» с местными дамами и в умилении восклицал: «Народ меня любит!» Народ, конечно, вежливо хвалил танцора, но при этом излагал свои нужды: автобусы в нашу глухомань не ходят, «скорая помощь» на вызовы не приезжает. И главное, нет сахара — ни чайку от души попить, ни вареньица сварить. Любимец народа тут же схватился за телефон и закричал в трубку: «Я покажу вам кузькину мать!» Что тут началось! Приехали сразу две «скорые помощи» и перемеряли всем давление. А потом завезли столько сахара, что его раскупали уже мешками.
Про автобусное сообщение гость сказал пренебрежительно, что автобусы — транспорт прошлого, и надо прорыть к деревне метро. Он даже торжественно предложил выпить за... За что, мы не поняли, потому что гость уснул на полуслове и был с почётом перенесён в машину. В общем, метро к нам не прорыли. А всё почему? Пить надо меньше, господа.
Мурка, поймавшая в огороде чиновника, стала в то лето местной знаменитостью. Нас даже провожали в Москву с наказом: пусть Мурка отловит в столице президента. Причёску портить не обязательно, но про нужды людей рассказать.
— Хоть бы кто из властей постыдился, что нашу церковь разрушили, — сказала баба Дуня. — А как мне без батюшки помирать?
От единственной на всю округу церкви остался лишь остов, поросший берёзками. Между тем раба Божия Евдокия готовилась к смерти. И готовилась так основательно, что заказала знакомому плотнику в городе крест на могилу и гроб. Родные — в слёзы: «Мама, это же дикость какая-то!»
— Так мы же бессмертные и никогда не умрём! — насмешливо отвечала упрямая старуха. — А в Псалтири что сказано? «Изыдет человек на дело своё и деланье своё до вечера». Я в восемьдесят два года в последний раз на покос ходила, и с тех пор не стало делов. Отработалась я — вечер уже.
По крестьянским понятиям праздность была для неё равносильна смерти. А умерла баба Дуня так. Ничем не болела, но вдруг почуяла что-то.
Велела внуку-шофёру отвезти её в городскую больницу, а оттуда сразу отправилась в храм. Там она исповедалась, причастилась, а через день в той же церкви отпели её. Родные дивились, как же всё предусмотрено: и гроб готов, и крест на могилу. Даже место на кладбище давным-давно куплено, чтобы упокоиться возле родни. И ушла в последний путь мудрая бабушка, не обременяя никого.
Много лет спустя умерла моя уже старенькая кошка Мурка. Ветеринар сказал, что от старости не лечат, и бесполезно мучить кошку уколами. А Мурка, уже неделю лежавшая недвижимо, вдруг поднялась и ушла в лес. Шла и всё оглядывалась на меня — прощалась. Говорят, что точно так же, в одиночку, умирают слоны и перед смертью уходят куда-то в заросли, чтобы скрыть от живых свою боль.
Есть достоинство жизни и достоинство смерти.
* * *
После Мурки осталось многочисленное потомство, которое регулярно пополняли Муркины дочки — кошки Муся и Маня. Мои наивные надежды, что люди разберут котят-крысоловов, увы, не оправдались. Взяли только одного котёнка. И дом постепенно превращался в кошкодром.
Моя мама в ту пору уже не вставала с постели, и котята по-своему утешали её. Забирались на постель и грели, мурлыча, её больные ноги. Мама даже уверяла, что кошки «лечат». Потом один такой «лекарь» помочился на матрас, а следом ринулись загаживать постель и остальные. Мы меняли и выбрасывали матрасы, воевали с котятами, но они с каким-то неистовством устремлялись метить постель. И однажды терпение лопнуло. Слава Богу, что выручил батюшка и отвёз эту кошачью свору за сорок километров от дома — на дальнее подсобное хозяйство монастыря. А через две недели с подсобки вернулась Муська. Поскреблась на рассвете в окно — вся в репьях, истощённая и так шумно дышит, будто сорок километров бежала бегом. А Муська бросилась ко мне с такой радостью, что я устыдилась: нельзя выгонять кошку из дома, где она родилась и выросла.
Вот и жили у нас с тех пор кошка Муся и кот Мурок. Но жили недолго, потому что на крысоловов начался вдруг бешеный спрос. Это художники, взявшие у нас котёнка, восторженно рассказывали ближним и дальним, как молодой котик в первый же день задавил двух крыс и поймал тридцать мышей. Художники так вдохновенно описывали достоинства крысоловов, что люди загорались и озадаченно спрашивали: а как бы и мне крысолова достать? Вот и приезжали ко мне с вопросом: