— Так я готов поститься каждый день, — сказал Анатолий и спросил иеродиакона: «Но всё-таки я до конца не пойму, а почему непременно надо поститься?»
— Потому что чревоугодие — это первый грех человечества. И когда Адам съел плод от древа познания добра и зла, человечество проиграло своё важнейшее сражение: люди, сотворённые Господом бессмертными, стали смертными.
— А почему нельзя вкушать плодов от древа познания добра и зла?
— Чтобы не возрастать в познании зла. А мы здесь уже так преуспели, что даже дети подчас отравлены скверной.
Вот один из уроков жизни — нельзя никого осуждать, ибо однажды сбывается сказанное: «Многие же будут первые последними, а последние первыми» (Мф. 19, 30). Анатолий и Наталья теперь постились строго, по-монашески. Мы же, честно говоря, обходились без елея только в первую и последнюю седмицу Великого поста и выпросили благословение у батюшки, чтобы в остальные недели готовить всё же на постном масле.
— Можно прекрасно обойтись без елея, — наставляла меня Наталья. — Я, например, толку бруснику с чесноком, разбавляю водой с добавлением сахара. А отварная картошка с брусничным соусом — это вкусно и очень полезно.
Недавно Наталья привезла мне рецепт наивкуснейшего, по её словам, постного торта. Я нехотя переписывала рецепт слишком хлопотного в приготовлении лакомства. Анатолий с иеродиаконом в это время искали в Интернете какую-то нужную им статью и вдруг наткнулись на сообщение — умерла Марина Журинская, в крещении Анна. А Марина Андреевна — это целая эпоха в православной журналистике. Помолились мы о упокоении рабы Божией Анны, погоревали. А Анатолия потянуло заново перечитать её статьи. После смерти человека его слова и поступки обретают особенный смысл. И Анатолия поразило одно высказывание Марины Андреевны: «Мы должны свидетельствовать о Христе СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ ВО ХРИСТЕ, — утверждала она. — Потому что свидетельство о Христе исключает лжесвидетельство. А когда мы говорим одно, а делаем другое — это и есть лжесвидетельство».
— Марина Андреевна свидетельствовала о Христе, а я лжесвидетель, — тихо сказал Анатолий и вдруг взорвался: «Как Великий пост, так великий жор! Постные тортики, пироги, вкуснятина! Осуждаем неверующих, угождающих чреву, а сами мы кто?»
Наталья, считающая своего мужа лучшим человеком планеты, бросилась было обелять его, но иеродиакон сказал:
— Брось, Наталья. Мы лжесвидетели. Господь сказал: «Вы — свет мира». А кого из нас светочем назовёшь?
Светочей среди нас не было. Конечно, мы привыкли считать себя грешными людьми. А кто без греха? Но было страшно от той правды, что грешная жизнь и есть лжесвидетельство. Все молчали, притихнув. Иеродиакон сосредоточенно молился по чёткам и вдруг сказал оживлённо:
— А я встречал тех людей, о которых воистину сказано, что они — свет мира.
Он рассказывал о нищем сельском священнике, в котором он увидел то сияние святости, что привело его потом в монастырь. А мне вспомнился аскет-проповедник из Коломенского храма, возлюбивший Христа той великой любовью, что привела его в лагеря. Эта любовь обнимала наш храм, и батюшка видел в нас воинов Христовых, не щадящих себя в подвигах Великого поста. Но воинам важно не ослабеть в битве, и он уговаривал нас: «Вы кушайте, кушайте».
Про лису и вовчика
Захожу я однажды в курятник, а там куры мечутся и истерично квохчут, стараясь взлететь под потолок. Не пойму, что их так напугало? И вдруг вижу: на полу курятника лежат семь мёртвых лисят и умирающая лиса-чернобурка. То есть это в меховых магазинах она пушистая чернобурка, а тут — нечто облезлое, с клочьями шерсти, как это бывает при линьке. Лиса дёрнулась в предсмертной уже, кажется, судороге, а потом открыла глаза и умоляюще протянула ко мне лапку: дескать, плохо мне, умираю с голоду, подайте милостыню Христа ради!
— Не умирай, — говорю я лисоньке. — Я тебе сейчас поесть принесу.
Несу лисичке хлеб с котлетами, а её и след простыл. Только вижу издали, как по дороге к лесу мчат во всю прыть семеро лисят, а во главе — Лиса Патрикеевна с моей курицей в зубах. Не лиса, а комедиантка. И зачем я поверила ей?