— Наука вышла на панель, потому что кушать хочется.
Собственно, под знаком этой «попсы» и началась перестройка, а точнее, строительство тех воздушных замков, из-под обломков которых мы выбираемся и поныне.
— Нас обманули, — зло и горько говорят люди сегодня.
А может, мы и сами повинны в обмане? Откуда эта готовность верить утопиям? И почему одичавшее от безбожия общество поставило на место Бога науку? Помню, как на том форуме в Доме журналистов известный писатель завершил своё выступление словами:
— Если мы хотим устроить нашу жизнь на основах разума, то вот наш девиз — мы должны прийти к учёному и сказать: «Ты и я одной крови».
А вот после этого девиза из сказки про Маугли меня и понесло выступать. Сейчас я смутно помню то выступление. Да это и неважно, ибо уже сама попытка указать на относительность научных знаний и необходимость осмотрительного отношения к новациям была воспринята как проявление дремучего невежества.
По случаю позднего времени моё выступление было последним, и защитники науки, оказывается, решили ответить мне публично. Разоблачению моего мракобесия был посвящён спецвыпуск журнала «Журналист». И у меня уже был шанс проснуться в одно утро знаменитой, когда перед отправкой вёрстки в печать редактор решил: прокомментировать моё антинаучное выступление должен кто-то из учёных. Обратились к профессору С., а тот, сославшись на занятость, порекомендовал обратиться ко мне и даже посоветовал опубликовать в журнале одну мою работу по психологии преступности.
— Как? — удивился редактор. — Она что — из ваших? Ну... в смысле работает в науке?
В итоге моё имя вымарали из журнала, а я наконец-то усвоила, что в некоторых случаях всё же лучше уходить в партизаны.
* * *
Много воды утекло с тех пор. А недавно меня навестил писатель К. и изложил свою теорию по национальному вопросу, сказав, что здесь он взял за основу мои слова о дистанции иммунитета, сказанные некогда на форуме в Доме журналиста.
При чём здесь национальный вопрос, я не сразу поняла. Но само понятие «дистанция иммунитета» означает вот что: человеку свойственно осмотрительное отношение к тому новому, что пока непонятно и чужеродно для него. Классический пример — знаменитые картофельные бунты во Франции, Германии и России, когда крестьяне отказывались сажать неведомую им «ядовитую» картошку. Случаи отравления, действительно, были, ибо клубни картошки сочли корнями растения и ели плоды, то есть шарики-семенники, содержащие ядовитый соланин. Словом, понадобилось не одно десятилетие, прежде чем картошка стала у нас любимым национальным блюдом.
А вот пример из моего личного опыта. Привезла я в подарок деревенским детишкам ананас и бананы, которые в те времена были редкостью даже в городе, а в деревне их и не пробовали. Вот, думаю, дети обрадуются. А малыши с опаской отвергли ананас и даже обстреляли его из игрушечного ружья. Да и бананы они полюбили лишь позже, убедившись на примере взрослых, что это лакомство неопасно для жизни.
Дети жизнелюбивы, а потому консервативны, защищаясь на свой лад от опасности. Любой жизнеспособный народ всегда консервативен в том отношении, что ревностно оберегает свои национальные святыни и традиции, позволившие ему выжить в лихолетье. Англичане, например, гордятся своим консерватизмом, и только у нас с лёгкой руки недалёких людей утвердился набор понятий: консерватизм — это отсталость, империя — тюрьма народов, а прогресс — это шаг вперёд, даже если отбрасывает нас назад.
Собственно, писателю К. потому и запомнились слова о духовном иммунитете, что причиной бед русского народа он считал тот иммунодефицит, когда, перечеркнув собственный опыт, мы стали безрассудно заимствовать чужое, и начался уже духовный СПИД. Дистанция иммунитета у современного человека порой действительно близка к нулю: сегодня охотно едят опасные для здоровья продукты и жадно перенимают те губительные новации, от которых надо бы бежать как от огня. Более того, писатель тонко подметил, что всевозможные революции и перестройки вершат люди «инкубаторского происхождения», презирающие опыт своих отцов и отметающие его, как хлам. У этих «новаторов из инкубаторов» своя роль в истории — они разрушают иммунитет народа, делая его лёгкой добычей для завоевателей.
Со многим, что говорил писатель, хотелось согласиться. Но тут наш разговор споткнулся о газетную сенсацию тех дней — судили скинхедов, жестоко избивших инородцев. Нет, писатель не оправдывал скинхедов, говоря, что это подло — поднять руку на человека. Но, осудив скинхедов, писатель стал говорить о том, что всё-таки можно понять этих русских мальчиков, вставших, пусть и неправедным образом, на защиту русского народа.