ОДИНОЧЕСТВО
Я в эту проповедь вложил столько сил, что по окончании ее почти потерял сознание. Восторженные, неиствовавшие ученики бросились было ко мне, но Серый остановил их: Учителю нужен отдых. Он увел меня в соседний пустой класс, усадил за парту, обнял, как любимое дитя.
- Ты, старик, молоток, - сказал он. - Ты цены себе не знаешь. Ты же золотая жила. Ты один - целый Клондайк. Нет, ты алмазная россыпь размером с угольный бассейн. Ты... Ты... Ну, сейчас мы отметим успешное начало в самом шикарном ресторане. Заказывай, что душа пожелает! А потом - к девочкам. У нас, старик, штук десять приглашений! Успех! Феноменальный успех!
Я сказал, что мне ничего не надо, что мне надо побыть одному, сосредоточиться и восстановить духовные силы. С черного хода я незаметно выскользнул на улицу и пошел куда глаза глядят. Я превратился в дряхлого старика. Плечи мои обвисли, мускулы одрябли и исчезли совсем. Волосы слиплись в жирные пряди. Угроза и страх бессонницы овладели моим сознанием. Вокруг суетились люди - десятки, сотни, тысячи людей. Одиночки, пары, толпы. Но они не видели меня. Я для них не существовал. На меня накатился ужас безнадежного и бесконечного одиночества. Мне некуда было идти. Мне негде и не с кем было остановиться.
- Боже, - шептал я в отчаянии, - что происходит со мной? Научи меня тому, от чего хотят избавиться и что хотят одолеть эти люди! Дай мне хотя бы самую малость человеческого счастья, дай мне хотя бы крупицу пошлости, подлости, злобы, зависти, корысти, лжи, предательства, скуки... Дай мне все то, чем живы люди! Верни меня в этот ужасный, но прекрасный человеческий мир.
МОИ АПОСТОЛЫ
Мои апостолы оказались способными помощниками, с удовольствием включились в игру, много выдумывали от себя, так что их приходилось сдерживать. Через пару месяцев они так насобачились подражать мне, что любой из них мог открывать свою собственную школу. Я им постоянно твердил, чтобы они не торопились воображать себя способными на то, что делаю я. Легко усвоить внешние формы поведения. Но глубинные секреты мастерства постигаются годами. Главные мои методы будут доступны им по крайней мере через год, да и то в минимальной степени. Но, увы, ученики редко слушаются учителей в таких случаях и сами стремятся как можно скорее стать учителями.
Вскоре, однако, обнаружился другой аспект деятельности моих помощников, объяснивший их энтузиазм и успехи в первом, упомянутом выше аспекте: корысть. Они развернули "левую" деятельность за мой счет (консультации якобы от моего имени) и стали брать с учеников и пациентов взятки по каждому поводу, главным образом за прием "без очереди", за "секретную литературу", за "новейшие методы лечения", короче говоря, за все. Одна женщина, приходившая ко мне лечиться от рака матки, заплатила моему "секретарю" (Серому) двести рублей за один прием и сто рублей одному из моих ассистентов якобы за блат. Это превратилось в систему. Я сказал Серому, что нам нужны специальные люди для надзора за жуликами, иначе они совсем дискредитируют нашу Школу и привлекут внимание милиции. Серый сказал, что от этого будет еще хуже, ибо надсмотрщики будут мошенничать вместе с апостолами. Мы теперь работаем по общим законам советского общества и избежать таких явлений в принципе не сможем. Но сократить или по крайней мере ввести их в терпимые рамки можно, пользуясь обычными советскими методами коммунистического воспитания и контроля общественности. Необходимо провести общее собрание!
На собрании с докладом об итогах работы Школы в прошедшем полугодии выступил Серый. В разделе о недостатках нашей работы он рассказал и о случаях нарушения социалистической законности. Он предупредил, что, если такие случаи будут продолжаться, придется ставить в известность милицию, а это, сами понимаете, пахнет плохими последствиями.
После собрания апостолы некоторое время вели себя прилично. Но потом снова распоясались и с удвоенной силой стали обирать учеников и пациентов. Кое-кто стал принимать пациентов у себя дома. Студентка театрального института устроила что-то вроде своей школы красоты. Узнав об этом, Серый уволил ее. Через месяц, однако, ее Школа красоты прогорела, и она пришла снова к нам "доучиваться". Но место ее уже было занято - Серый устроил на это место свою любовницу, которая деньги брала, но не работала.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В связи с тем, что возросло число желающих пройти полный курс в Школе и число людей, жаждущих получить у нас консультацию по самым различным вопросам, пришлось удвоить число моих приездов в Москву, и моя жизнь за городом стала обременительной. Тем более моя Хозяйка буквально измучила меня своей похотливостью. Я все чаще оставался ночевать в городе, главным образом у моих учениц и пациенток, что точно, так же подтачивало мои силы. Я взбунтовался и потребовал от Серого снять мне комнату в Москве. Он согласился, но почему-то неохотно. Я не стал выяснять причину этой неохоты, - это его дело. Мне было важно одно - возможность отдохнуть после тяжелых занятий в Школе и уединиться для размышления. К занятиям, между прочим, надо было готовиться. Я делал это в поезде. Но это было терпимо пару раз в неделю, а не четыре. К тому же занятия пришлось сместить так, что мои поездки выпадали на часы, когда поезда были набиты сверх меры.
Наконец Серый нашел мне хорошую комнату на окраине города, в чистой и тихой квартире. Хозяева - одинокие старики, чему я обрадовался особенно. И добрые. Они сразу проявили ко мне что-то вроде родительских чувств и стали за мной ухаживать - подкармливать, стирать и чинить белье. Я сомневался, что Серый оплачивал это, и отдавал им часть своих "карманных" денег. Они настолько вошли в роль родителей, что не ложились ночью спать до тех пор, пока я не приходил домой, и очень сердились, если я не приходил совсем. Мне такая жизнь пришлась по душе. И я начал подумывать о том, чтобы покончить со Школой, найти какую-нибудь работенку и пожить нормальной семейной жизнью хотя бы несколько лет. Я же впервые попал в семейную обстановку!
СОБЛАЗНЫ И НАМЕРЕНИЯ
С первых же дней работы в школе на меня обрушились соблазны. Первым делом меня попытались вовлечь в некую религиозную секту. Потом было несколько поползновений со стороны гомосексуалистов, несколько попыток старых баб с квартирами и хорошей зарплатой женить на себе, несколько предложений позировать художникам и даже сниматься в кино. Я действительно являл собою зрелище живописное. Работал я до изнеможения - лекции, уроки, консультации, визиты... Отощал. Глаза стали огромными и горящими. Начали седеть волосы и борода. Когда я шел по улицам, меня принимали за индийского йога, приехавшего работать в Советский Союз - помогать создавать советскую школу йоги. Парень из института, о котором говорил Ассистент и который аккуратно посещал все мои занятия, предложил устроить меня на постоянную работу в их секретную лабораторию. Он соблазнял меня отдельной квартирой, высокой зарплатой и кандидатской степенью через три года.
- Ты себе цены не знаешь, - говорил он. - Ты же такие чудеса мог творить в нашей лаборатории! Ты бы сразу поднялся до самых высших лиц! До Самого! Наверняка тебя бы сразу включили в Его 1ичную группу. Соглашайся добровольно. А то ведь все равно рано или поздно вашу лавочку прикроют, а тебя передадут нам. Только уже без всех благ, какие ты можешь иметь сейчас.
Я отсекал все эти соблазны. Я хотел одного - выложиться до конца, как можно больше отдать людям из того, чем я обладал. Не может быть, думал я, чтобы все пропало впустую. Что-то останется в людях от меня, что-то сохранится и даст ростки. Задача Бога - посеять свои семена в душах людей. Посеять как можно больше, ибо лишь немногое может сохраниться и дать жизнь.
Прошло три месяца без особых изменений. Я работал, как одержимый. Я чувствовал необычайный подъем. Чувствовал, что люди слушают меня и хотят слушать. Во время моих лекций нами всеми владело состояние, которое я бы назвал священным трепетом за неимением более сильных выражений. Может быть, слово "экстаз" здесь подойдет. Антипод называл это коллективным психозом. Тот парень, о котором я упоминал, снова имел со мной разговор. - Решайся, - сказал он, - остались считанные дни. Этой лавочке скоро конец.