Это длится уже 4 дня. Мы почти не спим и ничего не едим, чтобы не вызывать в секретном блюде ревность к обычной еде и не испортить его вкус. Благо поет ему, нахваливает, а иногда замолкает надолго и мне остается только слышать странные звуки со стороны.
На площади перед библиотекой построили сцену. Собралась толпа. Конкурсанты презентуют свои блюда, дают попробовать их сначала жюри, а затем и всем желающим.
Благо снял с моих глаз повязку и выдал еще сотню таких же вместе с зажимами для носа. Я раздал их жюри и людям из толпы. Тех, кому не хватило, охранники начали закидывать камнями и быстро прогнали с площади.
Я снова завязал глаза и повернулся к сцене. Благо рассказывал о том, как секретно и прекрасно его блюдо. Затем предложил преступить к дегустации. Он начал есть с таким удовольствием, что жюри сразу определило его победителем.
Только после того, как Благо удалился с остатками еды в неизвестном направлении, все сняли повязки и зажимы. Может быть это можно было сделать и раньше, но когда ты ничего не видишь, трудно что-то понять. Благо вернулся через несколько часов, в разорванной одежде, выпачканной землей. Его наградили уродливой статуэткой в виде банки консервированной кукурузы. Дома он отдал ее мне, изможденному от голода. Я открыл банку и съел всю кукурузу. Благо выкинул банку в тот же вечер.
16. Школы.
Во мгле так спокойно – не видно, что именно ползет по твоей ноге.
***
Невербальное правительство начало поиск школьников. Никто не знает, как они оказываются каждое утро в школе и куда деваются после уроков.
Все горожане знают о своих школьных друзьях, о случаях, за которые стыдно и о школьных запахах. Но мы не помним, как мы были школьниками, как попадали в кабинеты и что там происходило.
Школы оцеплены уже неделю. Отряды военных внимательно следят за дверьми и дорогами. Школьники не были замечены, но каждый день ровно в 9 утра птицы начинают врезаться в школьные здания. Это знак того, что учебный день начался. В заколоченных окнах появляется какое-то неясное шевеление.
Проблема в том, что в школу нельзя заходить в не учебное время, а так же во время учебного процесса.
Также правительство настаивает на передаче обязанности по вывозу мертвых птиц школьным администрациям. Пока что это задача городских властей и налогоплательщики этим недовольны.
Всю неделю у школ собираются протестующие. Они требуют оставить школьников в покое и дать им возможность жить так, как им хочется, даже если это создает угрозу для горожан и приводит к нескольким самоубийствам в год на фоне неопределенности и мученической неспособности узнать правду.
Мы с Благом ищем новую квартиру. Мне надоело жить в центре города, и я попросил его о переезде на окраину, поближе к лесу. Оттуда дольше добираться до моей работы, но если я предпочту гулять по траве вместо того, чтобы сидеть в офисе, то эта проблема станет несущественной.
По всему городу начался штурм школ. Военные бегут к ним с оружием в руках. Приближаясь, они начинают подпрыгивать и размахивать руками, словно стараясь взлететь, а потом разбивают головы о непреступные школьные стены. Мертвые птицы и люди горами своих тел окружают школы как выкипевшее молочная пена окружает кастрюлю, которую только что покинула.
Протестующие после недолгих переговоров стали выкрикивать лозунги в поддержку правительства. Если вывоз птиц был не очень дорогим, то вывоз этой горы человеческих тел потребует больших затрат. А никто не хочет платить за чужую глупость.
17. Лошадь.
Прощания такие жалкие, потому что все вокруг плохие актеры.
***
Рано утром я пил приготовленный Благом кофе. Из горелых зерен и недостаточно ароматный, разумеется. Краем глаза я заметил что-то за окном. Я всегда замечаю что-то краем глаза, но в этот раз я был уверен, что оно реально. Я сказал об этом Благу. Он долго и внимательно всматривался в окно.
– Там ничего нет, Птенец.
– Просто твоя скучная натура ослепляет тебя.
Конечно, за окном не было ничего необычного, но это ничего не значило.
Я шел на работу. Стеклянные стены городских зданий облепляли меня солнечными отблесками, но в один момент все потускнело и потемнело.
Я поднял голову. Прямо надо мной в воздухе весело гигантское, белое, жирное, в перламутровых разводах живое существо. Квадрат неба, очерченный стеклянными стенами, был весь занят одним сплошным куском гладкого, как резина, и покатого тела. Оно медленно проплывало мимо, движимое ленивым ветром. Скоро я увидел его голову. Это была голова лошади, но не такая, которую я привык видеть в книгах. Это был сгусток жира, мягкий и упругий, с большим глазом, окружённым пышными ресницами. Существо внимательно и добродушно смотрело на меня и медленно шевелило своими кривыми ластами. Оно было таким беспомощным, словно его надули изнутри и запустили в небо. Маленькие ласты не могли помочь в передвижении и лошадь только вращалась в небе, как курица на вертеле.