Я повиновался; хотя сознаюсь, охотнѣе согласился-бы остаться здѣсь, въ темной комнатѣ, чѣмъ сопровождать эту странную, молчаливую толпу людей. Но всякій разъ, когда я встрѣчался съ холоднымъ, непроницаемымъ взглядомъ обращенныхъ ко мнѣ голубыхъ глазъ Агмахда, мнѣ ничего другого не оставалось дѣлать какъ безпрекословно покоряться. Такъ было и теперь: я всталъ и пошелъ впередъ, не выходя изъ тѣснаго кольца окружавшихъ меня жрецовъ, которые шли спереди, сзади, съ боковъ; остальные подвигались въ полномъ порядкѣ внѣ этого круга. Мы спускались по длинному коридору, пока не достигли большихъ входныхъ дверей храма, которыя оказались широко раскрытыми. Сквозь нихъ я мелькомъ взглянулъ на усѣянный звѣздами небесный сводъ и почувствовалъ себя бодрѣе, точно увидѣлъ лицо стараго друга. Но это длилось лишь одно мгновеніе, пока мы стояли какъ разъ внутри большихъ дверей. Нѣсколько жрецовъ закрыли ихъ и заперли засовомъ, послѣ чего мы пошли по большому центральному коридору на который я обратилъ вниманіе, когда въ первый разъ еще проходилъ мимо. Теперь я замѣтилъ, что, хотя онъ былъ и просторенъ и очень красивъ, въ немъ совсѣмъ не было дверей, за исключеніемъ одной, подъ глубокой аркой, въ концѣ его и какъ разъ противъ большой храмовой аллеи.
„Куда ведетъ эта одинокая дверь?“ спросилъ я себя но безъ особеннаго интереса. Было принесено и поставлено по срединѣ коридора низенькое сидѣнье, на которое жрецы мнѣ велѣли сѣсть, лицомъ къ этой самой двери, что я и исполнилъ. Я молчалъ, хотя и былъ въ сильной тревогѣ. Что за странность? Ради чего долженъ я сидѣть здѣсь окруженный высшими жрецами? Какое мнѣ предстоитъ испытаніе? Но я положилъ быть мужественнымъ и не бояться. Развѣ я не былъ облеченъ въ полотняное, безупречной бѣлизны, одѣяніе? Положимъ оно — не вышито золотомъ, но зато и не отмѣчено черными линіями и стежками какъ платья жрецовъ, помоложе; да, оно — совершенно бѣлое! Я гордился этимъ обстоятельствомъ, полагая, что въ немъ заключается особаго рода отличіе; и этой-то мыслью я и старался теперь поддержать свое слабѣющее мужество.
Отъ сильнаго запаха куреній у меня начинало шумѣть въ головѣ; я — не привыкъ къ благовоніямъ, такъ щедро расточавшимся здѣсь въ храмѣ.
Вдругъ, безъ единаго предварительно произнесеннаго слова или даннаго знака, всѣ огни были разомъ потушены, и я снова очутился во мракѣ, посреди странно безмолвной толпы жрецовъ. Я сдѣлалъ попытку собраться съ мыслями и понять, гдѣ я. Я вспомнилъ, что главная масса присутствовавшихъ была позади меня, что жрецы впереди разступились, такъ что въ тотъ моментъ, когда были потушены огни, — хотя внутренній кругъ и продолжалъ отдѣлять меня отъ другихъ, — передо мной открылся весь коридоръ вплоть до двери подъ аркой.
Повторяю я былъ сильно встревоженъ и чувствовалъ себя крайне несчастнымъ. Свернувшись въ клубокъ на своемъ сидѣньицѣ, я рѣшился проявить храбрость, если того потребуютъ обстоятельства, а пока старался сидѣть смирно и такъ, чтобы меня не было замѣтно.
Безстрастныя лица высшихъ жрецовъ, стоявшихъ, какъ я зналъ, неподвижно вокругъ меня, пугали меня; гробовое молчаніе всѣхъ прочихъ, наполняло меня благоговѣйнымъ трепетомъ; временами на меня нападалъ такой страхъ, что я начиналъ соображать, удастся ли мнѣ уйти, незамѣченнымъ жрецами, если встать и направиться прямо впередъ, внизъ по коридору. Но я не смѣлъ приступить къ осуществленію этого плана; кромѣ того, одуряющій запахъ куреній въ связи съ дѣйствіемъ вчерашняго душистаго питья и предшествовавшаго сна, вызывалъ во мнѣ непривычное чувство оцѣпененія; я сидѣлъ съ полузакрытыми глазами и чувствовалъ, что вотъ-вотъ засну… Въ это самое время мое любопытство было внезапно пробуждено: въ противоположномъ концѣ коридора по краямъ заинтересовавшей меня двери показалась узкая полоса свѣта. Я широко раскрылъ глаза, чтобы лучше видѣть, и скоро замѣтилъ, что дверь медленно очень медленно открывается… Наконецъ, она остановилась, открывшись на половину, и изъ помѣщенія, куда она вела, сталъ изливаться какой-то тусклый, словно чѣмъ-то закрытый свѣтъ. Но на нашемъ концѣ коридора тьма осталась нетронутой, полной; вездѣ не было видно признаковъ жизни, не было слышно никакихъ звуковъ, кромѣ тихаго, сдержаннаго дыханія окружавшихъ меня жрецовъ. Черезъ нѣсколько минутъ мнѣ пришлось закрыть глаза: я такъ напряженно всматривался въ окружавшій меня мракъ, что они утомились; а когда открылъ снова, то увидѣлъ, что какъ разъ передъ дверью стояла какая-то фигура.