Идиотка

Теперь я воспринимала все с какой-то другой точки. Я была как будто другой женщиной, не той, что сидела в ванной, полная решимости «соскочить». Я бросилась к телефону и стала набирать Тода в Бостоне. «Тод, я только что… чуть не покончила с собой!» Тод долго болтал со мной, расспрашивал. Убедившись в том, что я сама ужасаюсь своей идее и готова просто лечь спать, он повесил трубку, пообещав перезвонить позже. Я набрала номер Аленки Барановой. У меня было желание говорить с кем-то, чтобы убедиться, что я действительно жива, что я ничего с собой не сделала. Но самое главное, что я вдруг поняла — это звук выбил меня из своего настроя, пикающий монотонный звук! А он и теперь звучит, и я по-прежнему не знаю, откуда он идет!

Спустя дня три мне позвонил из Вермонта Кевин. «Ленусик, — сказал он после того, как обменялся со мной парой-тройкой фраз, — у тебя пожарная сирена вышла из строя!» Я не поняла о чем он говорит: «Какая сирена?» Кевин продолжал: «Ну этот звук, что у тебя там пикает на фоне». Вот и все — оказывается, это пожарная сирена! Расспросив Кевина, где ее искать, и выйдя в коридор по его указаниям, я быстро обнаружила там небольшой выпуклый набалдашник под самым потолком. «Вызови кого-нибудь, пусть починят», — по-хозяйски распорядился он. Итак, Кевин, мой бывший муж — ангел. Когда нужно дать ответ на поставленный вопрос, он его дает. Именно он определил, что это за звук. Если бы он только знал, какая роль была отведена этому звуку! И наверное, шестым чувством он знал.

Но сирена… что-то это напоминает… Я задумалась и вспомнила. Лето 1985-го. Париж. Я пишу белый стих о самоубийстве. И там есть строчки о сирене.

Теперь 1988-й. Предсказание? Вот это стихотворение:

Лежа на постели в воскресенье
и слушая дыхание французского двора,
что равноценно лежанию в пустыне
в любой другой день недели,
я думаю о средствах самоубийства.
Времени много для обдумывания,
а кругом звенящая тишина.
Тело лениво, рыхло, ненужно, больно.
А для самоубийства тоже должно быть многое
                                                                        подготовлено.
(Во-первых, надо встать с постели, пойти, открыть,
                                                                              достать…
Во-вторых… что?)
Нужен особый час и особая расстановка героев на сцене.
Во всем ритуал. Обряд. Порядок.
Ах, и это надо режиссировать.
Вот мне, например, мешает сосед.
Он дышит в соседней комнате. Чем озабочен?
Не знает, что план созревает в моей голове: соскочить.
Нажать на все кнопки звонков и вызвать сирену.
Сосед не знает, что за стенкой сейчас
обдумывается шекспировская концовка.
Реквизит, мизансцена… еще и зрители.
А тут все жанры сразу абсурд, фарс, комедия.
Вот почему так трудно человеку со вкусом,
вписать нож и кровь и слово «любовь»
в серый день, попахивающий жареным маслом
и случайно подобранной мебелью.
Даже если место действия — Париж, лето 85.
Вы любите театр… или самоубийство?

Глава 63. Солнце — это в Голливуде

Я взяла билет на самолет и полетела в Лос-Анджелес. Вызвал меня туда Кончаловский. Перед этим я позвонила ему, сказала, что нахожусь в тяжелом моральном состоянии, чуть не наложила на себя руки и хочу на время уехать из города. Но прежде я должна расплатиться с долгами за квартиру, телефон и так далее. Он пригласил меня пожить у него месяц, отойти от всего на солнышке и заодно подзаработать в массовке на съемках «Гомера и Эдди». Клево! Я — и в массовке… Но когда нужны деньги, то все равно. А тем более в моем тогдашнем состоянии.