— Зачем я должна ему это говорить? Он женился на другой девушке!
— Да он сам Натаху любит! А если не любит, так ничего и не изменится! Ну, посмеется, ну, скажет слово матерное! Зато будем спокойны, что сделали! Сходите, девушка! Сделайте доброе дело!
— Я только этим всю жизнь и занимаюсь, — улыбнулась Лена.
Постаралась поскорее уйти в сторону, к Наташе.
(Спустя тридцать минут.)
— Слушай, Наташ! Как ты тут стоишь? Холодно! Нога устают!
— Я же без каблуков…
— Все равно… Это какой-то каменный век — торговать на улице в мороз!
— Бывает и хуже. А сейчас уже и не мороз, весна…
— Ну, где Ирка?
— Не знаю… Ничего не сказала…
— Дурдом… Ничего не получится…
— Почему не получится? Какой мужик перед Иркой устоит? Отмыть ее, накрасить…
— Я не об этом… Мужик как раз не самое сложное… Что потом? Мне кажется, она не думает о том, что будет после того, как ребенок родится…
— А что ей думать? У нее Роза Наумовна есть. Роза Наумовна уже при мне раз позвонила и спросила, как Ирка себя чувствует, не мутит ли ее… Отдаст на воспитание бабушке, и все дела…
— Как все странно, Наташка… как все странно…
— А что Сергей?
— А что Сергей? — Лена и забыла, а вот теперь как шилом в сердце. — Уже, видимо, проводит собеседование…
— А ты нагрянь домой!
— А зачем?
— Ну, выяснишь…
— Боюсь… Если они там пьют чай и обсуждают импрессионизм, буду дурой… Если в постели… Я, Наташ, не вынесу… Я думаю об этом, мне так больно становится… Знаешь, как ни жутко звучит, но если бы не Ромкина смерть, я сейчас сама сдохла бы… А так шок на шок — и организм вдруг начинает работать в каком-то автономном режиме… Без эмоций…
Наташа замолчала, с печалью глядя на разодранный цветок. Конечно, ничего не сказала. Жалко его, но Ленку еще жальче.
— Видела Виктора Николаевича… Учителя пения… Помнишь?
— Конечно, помню! — оживилась Лена. — Если бы не он… Как он? Что?
— Да не знаю… Не узнал… Спешил куда-то… Выглядел не очень, не знаю… Обувь старая…
— Такой хороший человек…
— Да…
— Но он справится, он такой… упрямый…
— Да.
— Мы тоже упрямые.
(Спустя пятнадцать минут.)
— Наташ, я пойду. Прогуляюсь пешком в сторону дома. Извини, ладно? Позвони, когда появишься дома, я буду… у мамы, наверное, буду…
— Иди, конечно!
Лена ткнулась холодным носом в холодную же Наташину щеку, помахала пальцами.
Шла и думала, что постояла бы еще часа два, поговорила бы, просто помолчала в унисон, но так холодно, так устает опорно-двигательный аппарат…
И стоило только ей остаться один на один со своими тараканами, с Сергеем и его личной и творческой жизнью, как снова стало стыдно идти без очков. Потому, что любой желающий мог прочесть на ее лице: она ревнует, страдает и мучается, ха-ха!
Зато она нашла бар, заползла в него и заказала кофе с бутербродом. Бармен посмотрел на нее, узнал, но не подал виду — у него таких каждый вечер по сто штук обслуживается. Спросил, какой кофе — натуральный или растворимый.
А еще ужасно хотелось кого-нибудь встретить. Короче, она согрелась, послушала Земфиру по радио и пошла назад, к Наташке. Буквально на минутку, чтобы отнести ей горячий кофе с бутербродами.
Приблизительно в это же время вернулась Ирочка. От нее чуть-чуть пахло потом, челка слиплась и потемнела.
— Наташка! Хочу выразить тебе благодарность за гениальную идею! И вообще!
Она так спешила показать благодарность, что уронила ее в снег. Благодарность оказалась мобильным телефоном.
— Вот, — сказала Ирочка, смахивая снежинки. — Надеюсь, будет работать, не самая дешевая модель!
— Это еще зачем? — удивилась Наташа. — Ничего себе подарочки!
— Затем, что Ленке надо с кем-то разговаривать! И не один Серега крутой! Мы тоже кое-какие деньги имеем!
Потом появилась Лена, плавная, как баржа. Она несла пластиковый стаканчик, из стаканчика капало, было видно, что путь он проделал долгий и трудный.
— Блин! Опять собрались! Это все что-то да значит! — обрадовалась Ирочка, и помчалась показывать телефоны. — Теперь мы тоже со связью! У меня, кстати, телефон круче, чем твой!
Часов в девять разошлись: Наташа — к сестрам, Ирочка — на педикюр, чтобы завтра быть красавицей, а Лена соврала, что пойдет к маме, но не пошла. Что она маме скажет? Она так редко к ней заходит, что любой визит теперь будет казаться подозрительным.
А ходить под окнами собственной квартиры — хуже не придумаешь. Окна светятся, и что там, в риал-тайме, происходит, никто не знает. И если остаться еще на минуту, то система не выдержит, будет длинный звонок в дверь. Нет, даже звонка не будет, она откроет своим ключом, ворвется, тяжело дыша, пробежит по комнатам, скорее всего, ничего опасного не найдет, потом придется хлопнуть дверью и уйти, и ругать себя, а утром не знать, куда деться от Гали на работе и от Сергея в доме…