— Не может? А откуда ты знаешь?
— Знаю…
— Ах, знаешь? Тогда скажи, откуда у меня может быть ВИЧ? Я колюсь? Нет! Я сплю с кем-то, кроме тебя? Тоже нет! Тогда что?
— Лена…
— И вот что я тебе скажу еще, Сергей! Если ВИЧ у меня, значит, у тебя тоже!
— Лена…
Она присела на бордюр, сжала лицо рукой… Господи, сволочь какая! Какая сволочь!!!
— Сергей! Ты прекрасно знаешь, что я не могла… Это ты, Сергей… Это ты!
— Тише! Я перезвоню!
Лена слушала гудки и представляла, как Сергей сейчас названивает каким-то девушкам, что-то гневно у них выясняет, клеймит их, называет заразными шлюхами…
— Вы только посмотрите! — инвестор галантно постучал в уже открытую им дверь. — Вы только посмотрите!
Г. втиснулся следом, с явным удовольствием отмечая, что подопечная с заданием справилась.
— Ну, вы подумайте! Это что? Это мой стол? Вы видите? Она тут чего-то на ножках наплела… А это гирлянды? Это вот сама сделала? Сама? Слушайте, ну головка-то варит у девушки! Молодец!
А Наташа ничего такого и не сделала, за час не очень-то и разойдешься. Что-то действительно заплела толстыми косами и прикрыла этим голые конструкции, где-то поставила снопами, где-то сложила папки и между ними пустила по цветку. Так, общий декор.
— Есть дар у девочки, — кивал инвестор. — Несомненно есть!
— А я вам о чем?
— Отличная девочка. Давай еще таких штучек пять, и мы взорвем рынок.
— Вы пока не знаете местных условий, — радовался Г. — Местный рынок — отдельный диагноз! И потом, других таких девушек мы точно не найдем! Так что давайте решаться здесь и сейчас!
— А я что? Я согласен!
Потом пили чай в благоухающем кабинете, сыто молчали.
— А откуда у вас столько цветов? — тихонечко спросила Наташа: вдруг не ее дело.
— А я в благотворительном фонде соучаствую, там был прием… Мы работаем с парализованными людьми, это такая работа, милые… Лучше вам не знать!
— Это точно, — кивнул Г.
— С парализованными? — Наташа отодвинула чашку. — А… с какими именно?
— Ну, с лежачими… Ой, Наташа, лучше не спрашивайте, очень грустно это все! Мы, конечно, делаем все…
— А скажите, у вас есть адреса?.. Ну, вот, если мне нужно найти человека, а я знаю только, что он весь парализован?..
— Конечно, он у нас в компьютере. Вы знаете его имя и фамилию, год рождения?
— Да!
— Тогда давайте послезавтра спокойно…
— Нет! — она вскочила. — Сегодня!.. Пожалуйста…
Мужчины переглянулись.
— Ну, раз надо, — инвестор потянулся за телефоном. — Люся, ты еще на месте там? Сейчас к тебе зайдет девушка, Наташа, поищи для нее информацию по лежачему! Ну, надо, завтра уйдешь пораньше, ладно?
Десять минут — и Наташа стояла за спиной компьютерной девушки. Та бойко шлепала по клавишам, искала в таблицах.
— Яковлев Виктор Михайлович?
— Да.
— Семьдесят пятого года?
— Ну, да…
— Был прописан по такому-то адресу?
— Да!
Девушка подвинулась к экрану, всмотрелась. Потом куда-то переключилась, что-то поискала, вернулась, снова поискала.
— Что-то я не врубаюсь… — сказала она вполголоса. — Яковлев… Семьдесят пятого года…
Наташа беспокойно стучала пальцами по спинке стула. Явно что-то не так! Явно потеряли его адрес!
— Так… — девушка набрала номер. — Ладно, попробуем по-другому… Таня! Танечка! Привет! Это Люся! Танечка! Как дела? Нормально? Ты дома уже? Везет. А я еще в офисе… Слушай, тут срочно разыскивают Яковлева Виктора Михайловича, семьдесят пятого года рождения… У меня до девяносто седьмого есть информация о нем, а потом пусто. Может, у тебя, в переведенных?.. Не помнишь? (Она закрыла трубку рукой, строго посмотрела на Наташу.) Человек уже дома, у нее нет списков… А всех помнить она не может… Что? Таня! Что ты говоришь?.. А! Даже так?.. Хорошо, я посмотрю…
Она снова углубилась в компьютер, возилась там, затем обернулась и вздохнула.
— Знаете, у нас тут довольно строго все учитывается, все-таки благотворительный фонд, деньги. В переведенных на более легкую группу его нет…
— И что это значит?
— Ну, это значит, что он умер, например…
— Умер?
— Ну, да… Резко снят с учета. Обычно так бывает, когда человек умирает.
Ирочку приволокли куда-то в кафельное пространство с лампами и зеленым креслом-распоркой, мрачнее которого придумать что-то было бы очень и очень сложно. Ее переодели. Когда? Зачем? Сейчас на Ирочке была дебильная сорочка, ветхая до жути, а под сорочкой ничего. И Ирочке, честно говоря, было настолько все равно, как она выглядит, что с тем же успехом ее могли отправить голую — она бы не заметила.