— Ах, костюм? — саркастически переспросил Фидельман. — А почему не пальто?
— Пальто я уже имею, хоть и плохонькое, нет, мне теперь нужен костюм. Как можно показываться на люди без костюма?
У Фидельмана дрожали руки, он положил вилку.
— По-моему, вы человек абсолютно безответственный, и я не желаю иметь с вами дела. Я имею право сам; решать, что мне делать, без постороннего вмешательства.
— Не волнуйтесь, профессор, это вредно для пищеварения. Кушайте на здоровье. — Зускинд встал и вышел из траттории.
У Фидельмана пропал аппетит, он не доел спагетти. Расплатившись, он выждал минут десять, потом вышел, оглядываясь по сторонам, словно его преследовали. По крутой улице он спустился на небольшую площадь, где стояло несколько такси. И хотя ему это было не по карману, но надо было удостовериться, что Зускинд не выследит его по новому адресу. Он решил предупредить портье ни в коем случае не отвечать ни на какие вопросы, если появится человек, похожий по описанию на Зускинда.
Но тут Зускинд собственной персоной вышел из-за многоструйного затейливого фонтана посреди площади. Подойдя к опешившему Фидельману, он смиренно сказал:
— Разве я хочу только получить что-то от вас, профессор? Если бы я хоть что-нибудь имел, я бы все вам отдал с дорогой душой.
— Спасибо! — отрезал Фидельман. — Дайте мне покой.
— Ну уж это вы должны найти себе сами, — сказал Зускинд.
В такси Фидельман твердо решил завтра же уехать во Флоренцию, не дожидаясь конца недели, и раз и навсегда покончить с этой заразой.
В тот же вечер, возвращаясь домой после неприятной прогулки по Трастевере (у него болела голова — выпил за ужином лишнее), Фидельман увидел, что дверь в его номер распахнута настежь, и сразу вспомнил, что забыл ее запереть, хотя, как всегда, оставил ключ у портье. Сначала он перепугался, но, подойдя к шкафу, где держал вещи и чемодан, увидел, что шкаф заперт. Он торопливо открыл его и с облегчением увидел, что габардиновый костюм — однобортный пиджак и слегка потертые внизу брюки (впрочем, костюм был вполне приличный и мог прослужить еще не один год), — что этот костюм висел рядом с рубашками, недавно выглаженными горничной. Проверив содержимое чемодана, Фидельман успокоился — все было цело, а главное — слава Богу! — цел был паспорт и чеки. В комнате тоже все было на месте. Успокоившись, Фидельман взял книгу и, только прочитав страниц десять, спохватился: а где же портфель? Он вскочил и стал его искать везде — на тумбочке портфеля не было, а Фидельман ясно помнил, что оставил его там вечером, перечитав первую главу. Он искал под кроватью, за тумбочкой, даже на шкафу и за шкафом. Уже не надеясь, Фидельман перерыл все ящики, даже самые маленькие, но не нашел ни портфеля, ни, что гораздо хуже, рукописи первой главы.
Он со стоном повалился на кровать, кляня себя за то, что писал без копии; сколько раз он говорил себе, что может случиться такое несчастье. Но он собирался внести какие-то поправки, а уж потом перепечатать набело, перед тем как начать новую главу. Надо было бы сейчас же пожаловаться хозяину отеля — тот жил внизу, но уже давно пробило полночь, и, разумеется, до утра ничего нельзя было предпринять. Но кто мог взять портфель? Горничная? Портье? Непохоже: неужто они рискнут потерять работу из-за кожаного портфеля, за который им дадут в ссудной лавке несколько тысяч лир? Может быть, случайный вор? Завтра же надо будет спросить: не пропало ли чего у других жильцов на его этаже? Но в этом он почему-то сомневался. Вор непременно выкинул бы рукопись и сунул бы в портфель толстые башмаки Фидельмана, стоявшие у кровати, и пятнадцатидолларовый свитер от Мэйси, лежавший на виду, у стола. Но если это не горничная, не портье и не случайный вор, кто же тогда? И хотя не было ни малейшей улики, подтверждавшей подозрения Фидельмана, он думал только об одном человеке — о Зускинде. Мысль эта его жгла и мучила. Но почему Зускинд взял портфель? Просто со зла, что костюм, которого он так добивался, ему не отдали, а вытащить его из шкафа он не смог? Сколько Фидельман себя ни уговаривал, он упорно не мог найти другую причину, другого виновника. Каким-то образом Зускинд выследил, где он живет (должно быть, после встречи у фонтана), и влез в его комнату, когда Фидельман уходил ужинать.
Фидельман спал в эту ночь отвратительно. Ему снилось, что он преследует Зускинда в еврейских катакомбах, под древней Аппиевой дорогой, угрожая разбить голову наглецу семисвечником, очутившимся в его руках, а Зускинд — хитрый призрак, знавший все ходы и выходы из усыпальниц и галерей, — ускользает от него за каждым поворотом. Потом все свечи у Фидельмана погасли, и он остался, слепой и одинокий, в кладбищенской тьме, но, проснувшись и устало подняв штору, он увидел распухшими глазами, как желтое итальянское солнце весело подмигнуло ему.