— Ой, ты знаешь, я был бы рад убраться от вас подальше, только обещай мне, что вы тут не перережете друг другу глотки! Хорошо? — на самом деле два дня или неделю назад я мог бы спокойно шагать в направлении юга, без каких-либо забот. И даже если мне встретились бы местные, то теперь, имея опыт общения с ними, я бежал бы от них как от огня.
— Ты! Тебе не удастся ввести меня в заблуждение своими сладкими речами! Жизнь тяжела и сложна! И только страждущий получит спасение! — в какой-то момент она даже запнулась и остановила свой поток сознания. Но я уже знал, что это все равно не закончится, даже если привести пример ее сытной жизни.
В моем детстве периодически возникали подобные фанатичные споры между моим дедом священнослужителем и другим дедом атеистом или тетками и прочими родственниками. Человек, занимающийся и зарабатывающий на жизнь трудом, мало что мог противопоставить таким болтунам. Даже если в запасе были все доводы мира, эта бездумная карусель о величии всемогущего просто началась бы сначала. Вплоть до извращения и коверкания фраз, сказанных самими же верующими.
— Давай так, ты познакомишь нас со своим богом, он меня изгонит, посмотрит, можно ли спасти этих людей от помутнения рассудка, и все закончится. Как тебе такой вариант?
— Ты смеешь взывать к всевышнему, ничтожное создание! — да, глухо как в танке.
— Ну, тогда я тебя сейчас просто убью и дальше пойду творить нехорошие дела, а молиться за людей будет некому, — я начал к ней приближаться, и ее самоуверенное выражение лица преобразилось на глазах. Уязвимое место всех таких фанатиков было их собственное физическое бренное тело. Исключениями являлись только люди, действительно верившие в их бредни. — Готова отдать душу своему богу?… Нет?
— А-а! — пришлось слегка дотронуться до ее гладкой белоснежной кожи своими руками. — Я признаю твою власть, и буду впредь молить о прощении своей слабости Всевышнему.
— Молись на здоровье. Только молча! Хорошо? — это ее успокоило, но я знал, что эта волна придет еще не раз. А пока собственный желудок говорил за нее более красноречиво, чем она была способна.
Еще один день я решил выждать, тем более нам обещали припасы. Торопиться теперь некуда, но долго так продолжаться не могло. Не знаю, был ли Олаф в курсе своего теперешнего подвешенного положения. В любом случае наш путь лежал прямиком к его форту. Оставалось только дождаться, когда раны Хедура и остальных придут в норму и снять с себя эту чешую с пластинами.
Глава 21
История Олафа
Я чувствовал себя здесь, как в болоте. С каждым днем рамки свободного передвижения становились все меньше и меньше, а обязанностей все больше и больше. Кроме этого, я сам себя заковал в глупое подобие женского доспеха, из которого теперь никак не выбраться. Это был не тот мягкий сплав оков Олафа, которые удалось расковырять ногтями, и не те более прочные прутья решетки, прогибающиеся в моих руках.
Все застежки и зажимы спаялись еще в горящей карете. И даже некоторые части металлических чешуек слиплись между собой, сохраняя при этом прежний вид. Возня с плотно облегающим живот корсетом вообще ставила в тупик. Терзало подозрение, что снимать все это придется вместе с кожей. Также как наплечники и щитки на ногах. Выглядя как шлюха, меня успокаивала только следующая возможность — залить все раскаленной лавой. Но пока под моим присмотром скапливалось все больше народа, делать это было опрометчиво.
— Этот благословенный металл, оставленный нам предками, невозможно сломать! — говорила инквизиторша насмешливым тоном, поглядывая на мои жалкие попытки спилить одну из застежек при помощи заимствованного из ее сокровищницы меча. По-хорошему ее стоило связать и закрыть рот кляпом, но мало кто решался к ней подходить, а в моих руках кроме новоприобретённой одежды ничего не могло оставаться целым.
— Придет время, и от твоих обносков ничего не останется, — убеждая самого себя в этом, проговаривал я под нос. Но по ее лицу пробежало какое-то недовольство или зависть. Возможно, этот наряд ей перестал подходить, или таким гардеробом не стоило хвастаться. — Лучше скажи, как тебя зовут,… Я Иден. А ты?
— Я слышала, что некая тварь, зовущая себя этим мужским именем, помогла Олафу выстоять против полтысячи воинов, — ее голос звучал надменно и мелодично, подразумевая очередное издевательство. — Но я и представить себе не могла, что столь вульгарная особа, нацепившая женский наряд для утех, окажется той самой тварью, — что-то подсказывало мне, что все это не просто так лежало под ворохом белья подальше от глаз.