Порой Женя ненавидела свое лицо. За то, что, наверное, только она сама находила его вполне привлекательным. Ну почему, почему, почему?! Ведь вот они, глазки серенькие, красивенькие, удивленно на мир глядят: 'эй, а где милый, где любимый, судьбой назначенный?' Вот они, губки пухлые, аппетитные: почему никто не целует? Волосы. Ах, Женька порой сама себе завидовала — какие же у нее замечательные волосы! Темно-русые, с чуть заметной рыжинкой. Женя специально их подкрашивала, чтобы подчеркнуть эту рыжину. Не сильно, не совсем рыжая, а так, чуть-чуть, словно намек на что-то таинственное, словно недосказанность, словно легкая завлекалочка — огонь, сверкнувший при резком повороте головы: иди сюда, милый, иди ко мне!
А милого все не было. Потерялся ее милый, заблудился в огромном мире. Может, и сама Женька была в этом виновата? Может, именно по ее вине никто не замечал ни глазок удивленных, ни губ заманчивых, ни завлекательной рыжинки, посверкивающей медью в солнечных лучах? Потому что сама никого вокруг не замечала? Потому что взгляд ее реагировал сугубо на очень высокий рост, на огромные глаза темно-оливкового цвета с ресницами-опахалами, на сладострастный голос. Потому что в каждом встречном искала хоть что-то от кумира? А если не находила ровным счетом ничего, то и не стоил кандидат ее драгоценного внимания?
А может, все было как раз наоборот? Может, именно от того она зациклилась на кумире, что ровным счетом никого не было рядом? Может, именно от невостребованности мечтала о нем днем и ночью? Как тут разобраться — где причина, где следствие. А не разобравшись — как приступать к лечению 'болезни'?
Вообще-то Женя сильно утрировала. Нельзя сказать, чтобы ровным счетом никогошеньки не было рядом. Были. Вернее, бывали. Скажем, появлялись время от времени. Не слишком часто, и уж совсем-совсем не надолго. Потому что… Потому что Женя буквально сразу начинала выискивать в новом знакомом недостатки. А кто ищет — тот всегда найдет, это же аксиома. Тем более, если искать недостатки. Они-то и без поисков проявляют себя, а если их еще искать намеренно… Вот и получалось, что все до единого простые смертные — грешники недоделанные, и только Городинский идеален. Он. Один. Идол. Кумир. Потому что любить реального человека — это работа, тяжкий труд. Это значит жалеть, прощать, уступать, помогать. Это трудно. Гораздо труднее, чем любить идеал. Идола. Кумира.
Вряд ли сама Женька разбиралась в своих проблемах. Чувствовала, умом понимала, что что-то с нею не так, однако же разобраться, что-то в себе изменить не удавалось. Может, и хотела бы вырваться из порочного круга, да никак не получалось. Потому что душа, тело — всё было молодо, все требовало любви и внимания. Требовало, но боялось буквально до смерти. И, не найдя любви реальной, вернее, в очередной раз разочаровавшись в реальном кавалере, Женя вновь и вновь мечтала о недостижимом. Придумала себе сказку, в которой и жила, не имея рядом ничего реального, кроме работы. И даже подвела под эту сказку основательную базу. Убедила себя в том, что самой судьбою им с кумиром назначено быть вместе, что рождены они под одной звездой и друг для друга, хотя бы потому, что родились в один день. Вот только она об этом знает, а он даже и не догадывается. И как ему, глупому, это объяснить? Как доказать, что он сильно ошибся, женившись на своей Алине? Потому что не Алина, а только Женька Денисенко должна быть рядом с ним, потому что именно она рождена для него, для его радости, для его удовольствия…
И теперь, после женитьбы Городинского, Женя решила, что нельзя ждать милостей от природы. Ведь она сама виновата в том, что Димочка женился на Петраковой. А что еще ему оставалось делать? Он ведь не знает о Женькином существовании, даже не догадывается, что есть в мире человек, самой природой предназначенный для него, самой судьбою. Это Женя знает. Вот и должна, буквально обязана объяснить это Димочке. А иначе они оба никогда не смогут стать счастливыми. Да, это ее задача, ее обязанность, ее предназначение: объяснить Городинскому, кто есть кто. Дать ему знать, что не Алина Петракова обязана беспокоиться о душевном покое и телесных радостях Дмитрия Городинского, а она, Евгения Денисенко. И никто иной. Это ее дело, ее работа. Ее почетная обязанность. Ее радость и ее счастье. Женькино.
А как дать знать о себе кумиру? Не давать же объявление в газету, правда? Самый простой, на Женькин взгляд, выход — концерт. Да, самый простой и логичный выход. Конечно, и как она раньше не догадалась? Ведь мало любоваться Димочкой с экрана телевизора да с плаката, как бы хорош он на нем ни был. Как говорится, без труда не вытащишь рыбку из пруда, ухи не отведаешь. А это же так просто! Подойти и вручить кумиру букет. И тогда…
К великому Женькиному сожалению, билет на концерт Городинского оказался весьма недешев. А кто сказал, что счастье должно быть дешевым? Женя вооружилась шикарным букетом, по цене мало уступающим билету в партер, и отправилась на концерт. После первой же песни на дрожащих ногах подошла к сцене и протянула любимому букет. Тот наклонился с дежурной улыбкой, выхватил букет из Женькиной руки, не поблагодарил даже кивком головы, и, не взглянув на нее как следует, положил букет на пол, у края сцены. К финалу концерта там лежала уже целая гора цветов. И от шикарного Женькиного букета теперь уже, должно быть, остались лишь рожки да ножки…
Глава 6
Вот и еще одна осень. Еще на одну осень Женя стала старше. А в жизни ничего не изменилось. По-прежнему дом, работа, дом. Лишь портрет Городинского на стене скрашивал ее одиночество.
Впрочем, осень еще не вошла в свою депрессивную фазу. Меланхолия и дурное настроение будут позже. А пока еще осень радовала отголосками лета, приятными пастельными тонами и фруктово-овощным изобилием на рыночных прилавках. День был еще достаточно длинен, и с работы Женя пока еще возвращалась засветло. А это так приятно — возвращаться не в темную, как будто нежилую, квартиру, в которой тебя никто не ждет. Пусть не так уж и светло было к моменту ее возвращения, пусть уже несколько сумрачно, но еще не было ощущения тотальной пустоты, вымершей и вымерзшей насквозь квартиры.
Едва успела перешагнуть порог, даже с Димой еще не поздоровалась, тишину квартиры разорвал резкий телефонный звонок.
— Алло? — не успев разуться, Жене пришлось пройти в комнату в грязной обуви. Ну вот, снова придется мыть полы, а ведь только вчера делала генеральную уборку!
В трубке раздался возбужденный голос Ларисы:
— Женька, ты мне нужна! Между прочим, от тебя зависит моя судьба.
Женя встревожилась:
— Ларка, не пугай. Что ты еще задумала?
— Да я-то, собственно, как раз и ничего, — радостно хихикнула Сычева. — Ой, Жень, слушай. Я с таким мальчиком познакомилась! Он, правда, не сказать что красавец, но что-то в нем определенно есть.
— Ну а я-то тут с какого боку?! — недовольно спросила Женя. В желудке что-то недовольно заурчало от дурного предчувствия. Неужели опять? А ведь ей казалось, что Лариска уже прекратила свои глупые попытки.
— Ну, до поры до времени вроде как ни с какого, — попыталась было успокоить ее собеседница. — А теперь он меня на шашлыки пригласил. Короче, в субботу ты мне нужна. Он берет друга, я — тебя.
— Вот только не надо меня ни с кем знакомить! — возмутилась Женя. Так и есть — в очередной раз предчувствия ее не обманули. — Ты же знаешь, я это ненавижу! Никаких шашлыков! Никаких знакомств! Прекрати меня сватать!
Лариса поспешила исправить положение:
— Да нет же, глупая, никто тебя ни с кем знакомить не собирается. Просто съездим в лес, погуляем, воздухом подышим. А на свежем воздухе шашлычки, между прочим, милое дело.
— Спасибо, мне и в городе неплохо. У меня от шашлыков изжога.
— Знаю я твою изжогу! — категорично заявила Сычева. — Страх жизни называется! Никто тебя не собирается там насиловать. Сказала же — приличные люди, я с Вадиком уже месяц встречаюсь.