Кашляю, стараясь избавиться от него.
Лукас передвигает меня, и вот я уже прислоняюсь спиной к какому-то камню. Через секунду рядом со мной оказывается Ро, прижимает к моим губам жестянку. Вода катится по моему горлу, и оно сжимается от холода.
Я не в силах отвести взгляд от горящей вертушки. От металлического каркаса, который был нашим единственным шансом сбежать от симпов и очутиться в безопасности, а теперь охвачен огнем, как и все остальное. И тут…
ПОППОППОППОП…
Длинная очередь быстрых коротких звуков застает меня врасплох. Это похоже на выстрелы, но такое невозможно. Только не здесь.
— Что это было?
Фортис вздыхает где-то в темноте неподалеку от меня.
— Фейерверк, милая. Это наши боеприпасы горят вместе с нашей птичкой.
Он уходит в сторону огня.
ПОППОППОППОП.
Вот и все, думаю я. Наши мечты прожить еще один день лопаются, как пузыри. Как кукурузные зерна на горячей сковородке в очаге Биггера.
ПОППОППОП…
Исчезло, исчезло, исчезло, думаю я. Исчезли шансы преуспеть в нашей невозможной миссии — избавить мир от двенадцати остальных Икон.
ПОППОП…
Догорает наша надежда добраться до следующей Иконы… не говоря о том, чтобы ее разрушить.
ПОП…
Я стараюсь больше ни о чем не думать. Уж слишком все мрачно. Я просто наблюдаю. Пламя могло бы взметнуться выше деревьев, если бы здесь были какие-нибудь деревья. Но все, что я вижу, кроме огня, если не считать нас пятерых, — это пространство пустыни, которое постепенно поднимается и переходит в камни, холмы, горы… Неровное пространство неопрятных кустов и сланца.
И ничего похожего на жизнь, будто мы приземлились на кладбище самой Земли.
Я содрогаюсь, когда Фортис возвращается от светящегося места катастрофы, волоча два обгоревших мешка. Его рваная куртка болтается за спиной, как некое изувеченное животное.
— Где мы? — спрашиваю я.
Ро хлопается на землю возле меня:
— Не знаю. Да мне и наплевать. Док?
— Связи так и нет, — вздыхает Лукас. — С того времени, как мы оторвались от земли.
— И что нам делать? — громко спрашивает Ро, а Фортис лишь качает головой, бросая мешки рядом с нами.
— Почти ничего не уцелело. Вот, немного пива и гороха. Не назовешь настоящей едой. Воды и вовсе почти нет. Я бы сказал, что мы сможем протянуть пару дней, от силы три. — Фортис постукивает по своему браслету, но я слышу только треск статического электричества.
Лукас подбрасывает в костер какую-то ветку:
— Что ж, ладно. Пара дней. Должно же быть где-нибудь здесь что-то. Или кто-то.
— Кто знает, есть ли у нас даже столько времени? — Я смотрю на Лукаса. — Мы чуть не попали в засаду в Неллисе… А теперь еще и это? Симпы вернут нас в тюрьму еще до того, как мы позволим себе роскошь умереть от голода.
— Может быть, где-нибудь здесь есть лагерь грассов?
Да, произносит это Ро, но думаем мы все именно об этом.
Только его нет.
Ничего здесь нет. Мы это знали, когда покидали базу в Неллисе… когда на нас напали симпы и нам было плевать, где именно мы приземлимся. Но нам следовало об этом подумать, потому что теперь мы вот в таком месте.
И мы здесь застряли.
Ро предпринимает новую попытку:
— Мы не можем просто сидеть на месте и ждать смерти. Только не после того, что сделали с Иконой в Хоуле. Мы дали шанс всем тем людям — и самим себе. Если мы теперь им не воспользуемся, кто сделает это за нас? И что тогда будет?
Мы все знаем ответ на этот вопрос. Лорды уничтожат наших людей, а симпы будут смеяться.
Ро поворачивается к Фортису:
— Должен быть какой-то выход. Может, здесь есть застава мерков? Геологическая станция? Хоть что-нибудь?
Ро не желает сдаваться. Он почти вдохновлен.
И абсолютно безумен.
— Это все твой воинственный дух, — говорит Фортис, хлопая Ро по спине. — А это — мой воинственный дух.
Он достает свою фляжку и ставит ее на землю около меня. «Вот это и есть его настоящий ответ», — думаю я.
— Ро прав. Мы не можем сдаться. — Я смотрю на Фортиса. — Не теперь. Не после всего.
Не после Посольства. Хоула. Иконы. Пустыни. Неллиса.
Фортис хлопает меня по ноге, и я морщусь.
— Сдаться, Грасси? Да мы еще только начинаем. Не надо раньше времени меня хоронить, милая. Я слишком молод и слишком хорош собой, чтобы умирать.
От огня по его лицу прыгают тени, скрывая глаза, гротескно подчеркивая щетину и впалые щеки. И в этот момент он выглядит как некая злобная кукла из детских ночных кошмаров.