На ют поднялся боцман Клаус Петерсен.
— Ну, что там видно, лейтенант?
Всякий раз, когда в воздухе пахло порохом, боцман величал штурмана лейтенантом — такое звание носил первый помощник капитана на военных кораблях, а Берент Карфангер, прошедший выучку у адмирала де Рюйтера, поставил на «Мерсвине» дело таким образом, что при опасности на его команду распространялись воинская дисциплина и субординация.
— Да вот, на фок-мачте флаг принца Оранского, а судно английского образца.
— Думаешь, дело нечисто?
— Был у алжирцев один капитан из вероотступников. Мой отец дважды встречался с ним в море. Тот себя именовал Морад-реис, а на само деле звали его Ян Янсе, из Фландрии…
— Почти твой тезка, — хмыкнул боцман, но штурман оборвал его:
— Еще раз такое услышу — пеняй на себя!.. Так вот, этот Морад-реис в двадцать седьмом году отправился в Исландию, рассчитывая поживиться, но ничего не вышло. Тогда он взял в плен сотни четыре исландцев, погрузил их на свои суда и продал в рабство. Вот что рассказывал отец. Еще он говорил, что тот Морад-реис вместо алжирского флага со звездой и полумесяцем часто плавал под флагом принца Оранского, совсем как этот.
— Постой, но с той поры прошло лет тридцать, не меньше — усомнился боцман.
— Это ни о чем не говорит. Надо будить капитана и готовить пушки к бою.
— Мои пушки всегда наготове, — обиженно буркнул боцман, исполнявший на «Мерсвине» обязанности констебля — начальника всей корабельной артиллерией. Все тем же недовольным тоном окликнул он юнгу Хайне Ольсена:
— Эй, парень! Ну-ка живо разбуди капитана!
Через минуту капитан уже появился на юте, все в тех же сапогах и плаще. Пока штурман наспех докладывал о результатах наблюдений, он пристально следил за маневрами чужака, который, лавируя длинными галсами против забиравшего к северу ветра, вскоре прошел мимо «Мерсвина» с подветренного борта всего в каких-то паре выстрелов. Теперь отчетливо стал виден и красно-бело-синий нидерландский флаг на корме незнакомца.
Но Карфангер не спешил поверить, что на этот раз все обойдется: слишком часто случалось ему наблюдать, как пираты показывали свое истинное лицо лишь перед самым нападением. К тому же встречный корабль пока находился в невыгодном положении, так что оставалось только ждать дальнейшего развития событий: он вполне мог развернуться у них за кормой, чтобы затем, идя на всех парусах в фордевинд, поравняться с «Мерсвином» и одним бортовым залпом разнести ему в клочья такелаж. После этого абордаж стал бы для многочисленной пиратской команды детской забавой.
Но незнакомец не менял курса, его орудийные порты оставались закрытыми, и ничего пока не предвещало нападения. Вряд ли в эти минуты среди команды «Мерсвина» нашелся бы не моливший в душе Бога держать порты и впредь закрытыми, отвести от их судна угрозу нападения пиратов. Они не трусили, полностью доверяя своему капитану, и не впервые попадая в такую переделку. Но каждый отлично понимал: не очень резвому «Мерсвину» не угнаться за маневрами более быстроходного чужака, а в абордажной схватке команде не устоять против нескольких сотен пиратов, даже если она покажет чудеса храбрости и ловкости. Если не произойдет чудо или не подоспеет нечаянная помощь, у всех будет одна дорога — в рабские кандалы.
Напрасно марсовый вглядывался в горизонт: спасительного паруса нигде не было видно. И вдруг он с ужасом обнаружил, что чужак развернулся и помчался за «Мерсвином», словно морской орел, ринувшийся из-под облаков на зазевавшуюся утку. Страх клещами сдавил горло марсового, он лишь нелепо замахал руками, не в силах вымолвить ни звука.
Снизу донесся голос капитана:
— Эй, на марсе, протри глаза, приятель!
Оцепенение марсового как рукой сняло и, перегнувшись вниз, он завопил что было мочи:
— Эгей! Они повернули! Господи Иисусе, спаси нас и помилуй!
И в тот же миг на его глазах с грот-мачты сполз голландский флаг и на ветру заполоскал алжирский.
— Пираты! Морские разбойники! Они подняли зеленый флаг!
Карфангер, совещавшийся с боцманом и штурманом, обернулся на истошный вопль. Да, марсовый не ошибался. Теперь нужно было действовать быстро и решительно. Карфангер дал команду свистать всех наверх и принялся распоряжаться подготовкой к предстоящему сражению. Пока осталась хоть малейшая возможность уйти или отбиться, он и не думал спускать флаг.
Прежде всего он приказал спустить на воду большую шлюпку, взяв её на буксир: теперь на орудийной палубе освобождалось место для канониров, уже суетившихся вокруг пушек. Обычно так поступали капитаны военных кораблей. Тем временем боцман следил, как сковывают кусками толстой цепи ядра попарно и заряжают ими пушки, в том числе обе двадцатичетырехфунтовые на корме. Матросам приказали быть в готовности убрать лисели по первому приказу капитана. Затем Карфангер обратился к своим людям, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее:
— Теперь наша судьба в руках Господних, и одному ему известно, удастся ли нам отстоять жизнь и свободу. Помните: Господь не жалует трусов. Я требую, чтобы мои приказы исполнялись в точности и без малейшего промедления. В противном случае не миновать Господней кары нам всем, а в первую очередь нерадивым. С Богом, братья!
— С Богом, капитан! — откликнулся хор голосов; многие забормотали «Отче наш». Карфангер хотел было их поторопить, но передумал и повернулся к Яну Янсену.
— Штурман, становитесь за штурвал и внимательно следите за моими командами.
Карфангер не спускал глаз с пиратского корабля, который теперь держался в кильватере «Мерсвина» на дистанции в несколько кабельтовых. В том, что он настигает, сомнений не было, но каждая минута становилась для «Мерсвина» дороже золота: пушки все ещё не были заряжены. Прошло не меньше часа, прежде чем боцман поднялся на ют и доложил, что все готово.
— Хорошо, Петерсен, — сдержанно кивнул Карфангер. — А теперь слушайте меня внимательно. Мы будем постоянно держать такой курс, чтобы они оставались у нас в кильватере. Если они задумают обойти нас слева, мы отвернем вправо, если справа — отвернем влево. Чтобы не отстать, им придется повторять наши маневры. Вы, боцман, примите команду над кормовыми пушками, и если не сумеете первым залпом срубить алжирцу фок-мачту — лучше сами бросайтесь за борт!
Но боцман усомнился.
— Вы полагаете, капитан, они подойдут так близко? Я на их месте ни за что бы не полез под дула кормовых орудий.
— Не беспокойтесь, боцман, на этот счет у меня есть свои соображения.
Карфангер подозвал к себе такелажного мастера Хайнриха Моллера и изложил суть своего замысла: для начала убрать лисели, чтобы легче было маневрировать, а когда пираты приблизятся на два-три кабельтова, мгновенно убрать марсели, чтобы «Мерсвин» резко потерял ход.
— Ах, гром и дьявол! — довольно рявкнул боцман. — Вот уж чего они никак не ожидают! Ты, Хайнрих, поддай жару своим ребятам, чтоб живее поворачивались, не то эти бандиты за кормой нас раскусят. А я уж обеспечу фейерверк!
Убедившись, что его намерения правильно поняты, Карфангер приказал убрать лисели. Тотчас десятка полтора матросов, с кошачьей ловкостью перебирая руками и ногами, вскарабкались по вантам на марса-рей, добрались до ноков и мигом взяли на гитовы дополнительные паруса. «Мерсвин» замедлил ход. Карфангер не отводил взгляда от приближавшегося корабля пиратов, чтобы без задержки различить любой его маневр и не промедлить с ответным. Он знал, с кем имеет дело: североафриканские рейсы — так турки и арабы называли своих пиратских капитанов — не зря слыли опытными мореходами.
Тем временем боцман Петерсен с лучшими канонирами вновь и вновь проверяли заряды пушек, и особо тщательно — обеих кормовых. При этом боцман наставлял: