– Заткнитесь все! – заорала Тури так, что корневик оступился и съехал вниз по осыпи на несколько шагов. – Какая разница, куда пойдем? Мы свободны! Понимаешь, Моран, свободны?!
Она прыгнула на анхайра, как карса, и поцеловала его в ухо. Потом в щеку. Потом рывком развернула к себе и поцеловала в губы. Моран поморщился и потер раненое плечо.
– Девочка, не зарывайся, – голосом Лю сказал Ассанг. – Я ревновать буду. Я старый, мне волноваться нельзя.
Тури радостно захохотала и повисла на шее у чародея.
– Тебя я тоже люблю. Я всех люблю! Слышишь, Скри?
– А куда пойдем? – азартно спросил корневик.
– Постой, постой… – Моран вдруг принюхался. – От тебя почему пивом несет? Ты, пень с ушами, откуда пиво взял?
– Да я… – Корняга застеснялся.
– Два, – коротко сказал Моран.
– В дупло спрятал! – выпалил Корняга. – От самой Сунарры берег! Уж сколько раз выпить хотелось, но я… хочешь глоточек, Одинец?
– Моран я, – мрачно сказал анхайр и неожиданно ухмыльнулся. – Ладно, давай пива.
Он обернулся к чародею.
– Понимаешь, вот вы сейчас такое говорите, что можно подумать – все теперь будет хорошо. Всегда. А я такого не люблю. Потому что так не бывает. Никогда и никому не удавалось сделать все так, как хотелось бы, – не можем мы быть вместе, не будем мы счастливы вечно, понимаешь?
– Я буду, – уверенно сказала Тури.
– Нам с тобой была не судьба встретиться. Мы не могли быть вместе. И в этом была правда, настоящая правда. Жестокая и противная. Потому что жизнь такая. А сейчас мы рядом, но так не бывает. Нас кто-то обманывает. И чем дольше мы будем оставаться обманутыми, тем страшнее будет расплата.
– Ага, – сказал Ассанг. – А правда в том, что вот теперь мы вместе, и ты влюбишься в Тури, и будешь с ней, и я влюблюсь в нее, и мы с тобой поссоримся, и ты захочешь убить меня, а я искалечу тебя заклятием; и ты будешь лежать в своей берлоге окровавленный и озлобленный, и никто не принесет тебе, умирающему от голода, кусок хлеба; потому что Корняга украдет твои деньги и сбежит в Хадас, где его сожгут пьяные бродяги; а Халимор просто уйдет, потому что ему на тебя плевать, он начнет собирать силы для Возрождения хорингов, но его убьют Чистые братья; а я брошу Тури в Дибале, где ей придется торговать собой, чтобы выжить; она потеряет все зубы, получая оплеухи вместо денег, однажды не выдержит и убьет клиента, а когда через четырнадцать кругов выйдет из подземной тюрьмы – найдет меня и убьет. Броском отравленного гурунарского ножа. Это будет последнее, что останется у нее от нашего путешествия. Так похоже на жизнь, Моран?
– Так – похоже, – мрачно сказал Моран и сразу светло улыбнулся из-под насупленных бровей. – Да ладно, чего вы… Трудно переделывать себя.
– И не надо. – Голос Халимора звучал, как шелест пересветного ветерка. – Оставайся собой истинным. Только это еще труднее…
– Кстати, о ножах. – Моран хлопнул себя по лбу и ловко, словно фокусник, извлек из-под плаща гурунарский метательный нож.
– Держи, госпожа Тури… Ты умело ими пользовалась. Так что один теперь – твой.
И он протянул узкую полоску металла рыжей девчонке. Метательный нож. Тот, что получше.
– Когда ты его подобрать успел? – спросила Тури растерянно. Похоже, ей никто и никогда не делал подарков. – Спасибо, Моран.
– Пожалуйста. Если не свидимся больше – может, вспомнишь.
Тури жестко взглянула на анхайра.
– Что значит – не свидимся?
– Я не верю в сказки, Тури, – тихо сказал Моран. – Все-таки не верю. Я хотел бы, чтоб ты была рядом… Но мы разные. И принадлежим разным мирам. Все, что я могу тебе обещать, – это помнить.
– Ну ладно, – нарочито громко сказал Ассанг. – Вы тут разбирайтесь, а у меня еще дела есть… Ветер! – еще громче позвал он.
Вороной красавец неспешно подошел к нему, аккуратно ставя копыта между камней, и ткнулся мягкими губами в ладонь.
– Пришло время вам расстаться, мальчики, – негромко сказал Ассанг. – Спасибо, Ветер. Прощай – или до свидания?
Громкое ржание эхом отразилось от дольменов. Ветер взвился в свечу – и в то же время остался неподвижным. Только тот конь, что отступал сейчас по осыпи на задних ногах, был рыже-коричневым, а стоящий смирно – белоснежным.
– О как! – пораженно сказал Моран, оглядываясь.
Рыжий конь опустился на все четыре копыта и сделал еще один шаг в сторону. И в то же время не сделал его. То есть гнедой – сделал, а соловый – нет…
Три коня стояли рядом – белый, гнедой и соловый.
– Трое в одном. – Роэн одобрительно кивнул и закашлялся. – Ты хорошо придумал, Ассанг. Это именно то, что нужно было для вашего путешествия.
– Вот почему он был такой неутомимый, – понимающе прошептала Тури.
– Вот почему он жрал за троих… – пробормотал Моран.
– Лови. – Ассанг бросил Морану повод белого. – Его зовут Снежок. Тебе понравится.
– А мне – вот этот! – возбужденно завопила Тури, бросаясь к соловому. – Как его зовут?
– Его зовут Чоб, – сказал маг. – Только тебе он не достанется. Если Халимор все-таки отправится с нами, Чоба возьмет он. А я уж на Дарахе… хотя вообще-то я старый, мне быстро ездить нельзя…
– А как же я? – обиженно сказала Тури, тряхнув рыжей гривой.
– А ты побежишь рядом, карса, – строгим голосом сказал Ассанг. – Ты ведь ничего еще не умеешь, Тури. Сейчас сила Трона окончательно покинет тебя, и ты станешь карсой, потому что в небе Меар. Еще много-много кругов тебе придется учиться, чтобы задерживать преображение хотя бы на час – я уж не говорю на день.
– О! Теперь верю. – Моран повернулся к Роэну. – Ну что, братья-хоринги, отпускаете с нами Халимора?
Роэн улыбнулся, как умели только хоринги – и как улыбаются взрослые детям, задавшим детский вопрос, на который не ответить однозначно.
– Ты неверно подобрал слово, Моран. Не отпускаем. Посылаем.
Моран вопросительно взглянул сначала на Роэна, потом на молодого хоринга, ставшего от улыбки особенно бледным.
– Теперь и у народа хорингов есть дела за Юбеном. Халимор будет первым. Куда ты идешь, в Дренгерт?
– Вряд ли… – проворчал Моран. – Лучше в Риву.
– Значит, Возрождение начнется в Риве. И если решишь заглянуть в Плиглекс на днях – у тебя будет верный спутник.
– В общину ашерхов? – догадался Моран.
– Да.
– Понятно.
Он подошел к молодому хорингу и заглянул в глаза.
– У меня к тебе две просьбы, Старший, – сказал Моран. – Первая: присматривай за мной, когда я буду… ну, вулхом. Четтанскими днями.
Ассанг скептически покачал головой и проворчал:
– Он неисправим!
– И вторая. Научи меня метать ножи!
Халимор, запрокинув голову, засмеялся.
– Хорошо, Моран. Я согласен.
Хоринги вскинули руки в прощальном жесте. Но сказали почему-то: «До встречи!», а не «Прощайте!».
Моран помнил, что людям, живущим недолго, хоринги всегда говорили «Прощайте!», а «До встречи!» – только таким, как они сами. Тем, у кого впереди Вечность.
Но Моран не верил в сказки. Даже если очень хотелось.
– Джерх!.. – возмущенно заорала Тури. – Ассанг, ну… уау!!!
– Я же говорил тебе, подлая девчонка! – рявкнул Ассанг, поднимаясь в седло. – Учиться надо, учиться!
– Я сложу об этом балладу, – мечтательно сказал Роэн собратьям, глядя на отъезжающих. – Трое всадников на фоне встающего Четтана – что может быть прекраснее?
Ассанг верхом на Дарахе. Моран верхом на Снежке. Халимор верхом на Чобе.
Три всадника. И гибкий силуэт карсы чуть в стороне.
И еще – Корняга верхом на Моране. На плече.
Хоринги пристально глядели им вслед, запоминая эту картину навсегда – или во всяком случае очень надолго, как умеют запоминать только хоринги.
– Сложи, – отозвался Лаэлли. – Только давай споем ее уже в том мире, под взглядом Близнецов.
Негромкий стук копыт и скрипучий голос неугомонного Корняги уже затихали вдали. И только сейчас высоко в небе над светлой У-Наринной, Каменным лесом, оборвалась еле слышная песня Ночи.
Потому что любая Ночь рано или поздно кончается.