Нам приходится принимать своё опоздание по отношению к началу жизни в целом так же, как и опоздание к началу своей жизни. Приходится считаться и жить с этим. Попытки заполнить этот разрыв чем-либо от нас исходящим, что первое попадается «под руку», всегда связаны с риском провала. Наши реакции на отсутствие прямой связи с началом жизни оборачиваются попытками связать каким-то образом своё начало с природой, и мы придаём началу определённую, например, естественнонаучную трактовку. В лучшем случае мы полагаемся на полноту природы. Однако понять существо жизни, исходя из существования, можно только частичным и частным образом. Ввиду того, что мы исходим из жизни, а не она - от нас, наше существо уже сразу же оказывается под вопросом. Также оно - проблематично потому, что между нами, начинающими жить, и нами, осознающими себя и жизнь, всегда есть определённая временная дистанция.
Пытаясь справиться с принципиальной незащищенностью себя - с этой обратной стороной открытости, человек отшатывается от целого и стремится к обособлению. Так он пытается нащупать и удержать целое внутри себя. Однако невозможность справиться с целым способна обернуться другим - намерением отдельных человеческих особей сбиться, словно звери, в стада и стаи. В основании такого - обратного - движения лежит страх: устойчивый и никогда в полной мере не исчезающий ни у кого, этот страх способен почти полностью подчинить себе человека. Мы, конечно, «работаем» и разрабатываем приемлемые формы взаимодействия со страхом, хотя вытеснить его совсем не удаётся. Заметим в этой связи, что в основании целого ряда отношений, которые мы устанавливаем, включая и религиозное отношение, лежит именно страх.
Наш исход из безграничности жизни не гарантирует нам возможности гармоничного взаимодействия с безграничным: в самой возможности, живя, не только преступать любую границу, но и уже не обращать на неё внимание, есть опасность срыва, есть риск вхождения в срыв и утраты определённости. И в этом случае можно не заметить того, что уже срыв управляет человеком.
Во впадении России в беспредел в 90-ые годы прошлого века эту опасность сначала не замечали, однако, войдя в тесную связь с беспредельным и ужаснувшись произволу, стали требовать ввести «пределы» размаху воли и обозначить «границы» дозволенного. Подавляющее большинство требовало «установить», «дать» и «задать» ему предел извне - со стороны государства и семьи. В этом как раз и выявилась неспособность человека выстроить некие - свои - отношения с предельным, в результате чего он готов был отказаться от выстраивания непосредственных отношений с безграничным на основе себя самого. Этим был нанесён удар в само существо человека, ибо без прямого и непосредственного отношения человека к предельному, пусть и связанному с явным риском, он просто не может не портиться. Без этого жизнь человека не могла не сводиться к перебору внешних определённостей жизни и фактическому незнанию себя. И в этом случае существо человека пребывает в основном в области своей неопределённости.
Столкновение с пределом позволяет нам понять то, что всё обречённое на повторение, может быть прервано. Предел не просто обнажает суть: он и есть суть человека. Предел принуждает нас ставить точку, тогда как вне столкновения с ним мы, будучи отвлечёнными от существа себя и своей жизни, ввязываемся в бесконечную игру обмена определённым и потому только собираемся жить. Без связи с беспредельным мы только собираемся жить, но не живём. И тогда нас манит и влечёт иллюзия дальнего и того, что к нам не имеет прямого отношения, тогда как ближайшее и своё мы не знаем. Отсюда и проистекает «горячая» включённость нас в то, где нас ещё не было, т.е. в то, чего нет. Отсюда же - потребность во «включённости» во всеобщее и безличное, посредством чего мы только сбегаем от себя.
И ещё. Только собирающийся жить человек - не самостоятелен и является, по сути, объектом. В этом он всегда проигрывает тому, кто способен стать субъектом, у которого, наряду с риском проигрыша, также есть шанс и выиграть, когда выигрыш связан со знанием себя. Отметим, что знание себя возникает за пределами действия: исключительно внутри действия, когда человеку предписывается его полное «вмещение» в действие без какого-либо остатка, для существа человека нет никаких оснований. В действии человеку полагается стать объектом, поэтому он вынуждается к отстранению и отказу от такого «остатка» - остатка своей субъективности.
Объективное не является для нас «своим» и «нашим». Сугубо человеческое в человеке, т.е. собственно «своё», возникает за пределами действия и связано с его осознанием и осмыслением. Таким образом, путь к себе определяется человеком через его обращение к мысли. Мысль как раз и оказывает на того, кто к ней обращается, терапевтическое воздействие: она в состоянии изъять человека из того, что к нему самому не имеет отношения.