Через некоторое время, когда матушка Мерта принесла кофе, он начал излагать свое дело.
— Я хотел, — начал он и откашлялся, — я хотел сообщить вам, что мы надумали относительно Бритты.
Чашка задрожала в руках матушки Мерты, так что ложка зазвенела о блюдечко. Наступило тяжелое молчание.
— Нам кажется, будет лучше, если она уедет в Америку.
Он опять запнулся. Все молчали. Депутат только вздохнул, глядя на этих неподатливых людей.
— Мы уже купили ей билет.
— Но она, вероятно, перед этим приедет домой? — спросил Ингмар.
— Зачем? Что ей делать дома?
Ингмар снова погрузился в молчание. Он полузакрыл глаза и сидел так неподвижно, что казалось, он спит. Вместо него заговорила матушка Мерта:
— Ей понадобится одежда?
— Все уже приготовлено, ее сундук стоит в лавке Лофберга, у которого мы останавливаемся, когда бываем в городе.
— А мать не приедет повидаться с ней?
— Ей очень хотелось, но я счел, что для них обеих лучше будет не видеться.
— Да, пожалуй, что так.
— Билет и деньги на дорогу лежат у Лофберга; она получит все, что ей необходимо.
— Я считал нужным сообщить об этом Ингмару, чтобы он не думал больше об этой истории, — сказал депутат.
Теперь замолчала матушка Мерта, платок съехал у нее на затылок, она сидела, уставившись в колени.
— Теперь Ингмар может подумать и о новой невесте.
Мать и сын упорно молчали.
— Матушке Мерте нужна помощница в таком большом хозяйстве, и Ингмар должен позаботиться, чтобы у нее была спокойная старость.
Депутат замолчал, он не был уверен, что его слушают.
— Мы с женой постараемся помочь вам в этом, — прибавил он.
А Ингмар сидел молча, и в душе его поднималась огромная радость. Бритта уезжает в Америку, и он может не жениться на ней. Убийца не будет хозяйничать в Ингмарсгорде. Он молчал потому, что находил неприличным сразу показать свою радость. Но теперь надо было сказать что-нибудь.
Депутат тоже замолчал, он знал, что Ингмарсонам надо дать время все обдумать. И наконец мать Ингмара сказала:
— Да, Бритта понесла свое наказание, теперь наш черед.
Старуха хотела этим сказать, что они будут готовы оказать господину депутату любую услугу в благодарность за то, что он развязал им руки. Но Ингмар иначе понял эти слова. Он вздрогнул, словно проснувшись ото сна. «Что сказал бы на это отец? — подумал он. — Если бы я все рассказал ему, что бы он ответил? — „Не думай, что тебе позволено насмехаться над справедливостью Божией, — сказал бы отец. — Не думай, что он оставит безнаказанным, если ты взвалишь на одну Бритту всю ответственность. Если отец отталкивает ее, чтобы сделать тебе приятное и занимать у тебя деньги, то ты-то должен следовать Божьему пути, Ингмар Ингмарсон-младший“.
Мне и впрямь кажется, что отец руководит мной в этом деле, — думал он, — Он, наверное, направил сюда отца Бритты, чтобы показать мне, как дурно взваливать все на нее одну, бедняжку. Он, наверное, увидел, как я хотел в последние дни избавиться от всех этих хлопот».
Ингмар встал, налил коньяку в кофе и поднял чашку:
— Благодарю вас, господин депутат, что вы приехали к нам сегодня, — сказал он и чокнулся с ним.
III
Все утро возился Ингмар с березами у ворот. Он устроил помост, взобрался на него и старался пригнуть друг к другу верхушки деревьев так, чтоб они образовали арку. Но деревья подчинялись ему неохотно, они так и норовили вырваться из рук и снова выпрямлялись, как свечи.
— Что ты там делаешь? — спросила его матушка Мерта.
— Пусть себе они порастут, немножко согнувшись, — отвечал он.
Наступило время обеда. После обеда работники и служанки улеглись во дворе спать. Ингмар Ингмарсон тоже спал, только на широкой кровати в горнице.
Во всем доме не спала только одна хозяйка, она сидела в передней и вязала.
Дверь тихонько отворилась, и в комнату проскользнула старуха с двумя большими корзинами, которые висели у нее на коромысле. Она тихо поздоровалась, опустилась на стул возле стола и, не говоря ни слова, приподняла крышки корзин. В одной были сухари и баранки, а в другой — свежеиспеченные булки. Хозяйка быстро подошла к ней и начала выбирать хлеб. Она была скуповата, но так нелегко было устоять перед вкусной булкой к кофе.