Мы поздоровались, постояли у входа, посмотрели друг на друга, потом сели; Саша вскипятил чайник. Посмотрев на разбросанные ксероксы с формулами, я спросил его о том, как продвигается статья, куда он собирается ее послать и есть ли шанс получить на кафедре еще полставки. Он спросил меня о работе, об Иланке, об Ане; я ответил ему, что у нас все хорошо и мы уже скоро пойдем работать. Зазвонил мобильник; я сообразил, что оставил его включенным и, не отвечая, сразу же выключил, так как я бы выключил его во время заседания; потом украдкой посмотрел на часы. Саша проследил за моим движением и налил еще чаю.
— Так что же у тебя произошло? — спросил он.
— По-моему, просто устал, — сказал я неуверенно, — непрерывно работаю. На ребенка нужно много денег, а Аня давно дома. Две машины. Да и наша квартира недешево стоит — ты же знаешь.
Саша кивнул, у него никакой машины не было вовсе, потом отхлебнул еще чаю. С сомнением посмотрел на меня; но я решил быть с ним искренним, иначе все это уж и совсем не имело никакого смысла.
— Да и вообще, как-то не очень себя ощущаю, — добавил я.
— А как именно?
Он снова поднял на меня глаза, и в его взгляде я увидел если не насмешку, то вполне ощутимую иронию. Это была не та реакция, которой я ждал от друга, к которому пришел за помощью. Но я не был в этом уверен; возможно, что хорошо его зная, я с самого начала был готов к чему-то подобному.
— Слушай, ты можешь меня выслушать? — спросил я.
— Да, и постараюсь помочь, — сказал он и снова посерьезнел.
Я рассказал ему о том, что у меня, кажется, нервное переутомление, о том, что я подолгу не могу уснуть, и главное — о повторяющихся снах, точнее — об одном сне. Саша попросил его пересказать; и пока я рассказывал, он изумленно, не опуская глаз, смотрел на меня. Я почувствовал, что начинаю злиться; я пришел к нему, чтобы поговорить как с другом, а не для того, чтобы выступать в роли подопытной морской свинки.
— И что это были за имена? — спросил он; но спросил так, как будто не задавал вопрос, а просто ждал подтверждения.
— Ну просто имена. Абсолютно бессмысленные сочетания звуков.
— Тогда почему ты решил, что это имена?
На этот вопрос у меня не было ответа, да и, кроме того, мне казалось, что он не относится к делу. Впрочем, в них было нечто, что наводило на мысль о том, что это именно имена; но я совершенно не понимал, что конкретно. К тому же в его вопросах не было ни тени понимания или участия; это были вопросы математика, обнаружившего забавный логический парадокс. Я разозлился еще больше и уже был готов признать, что счел их именами по ошибке, когда сообразил, в чем дело. Все эти слова имели один и тот же суффикс, который на иврите может быть только у имени: «Рафаэль», «Габриэль», «Узиэль» и тому подобное.
— Ты можешь вспомнить хоть одно из этих имен? — спросил Саша.
— Нет, — твердо сказал я, собираясь сменить тему.
— Но все они кончались на «эль»?
— Да, я же тебе сказал.
— Сериэль, Баракель, Эзекеэль?
— Да, как-то так, — сказал я изумленно, на секунду забывая о подступающем раздражении, — какая-то такая тарабарщина. Ты их классно придумываешь; из тебя получился бы отменный филолог.
— Самсовель, Аракиэль, Кокабель, Армарос…
— Минус один. Я же тебе сказал, все кончались на «эль», так что Армарос отменяется.
— А может ты просто не услышал? Армарос, Шемхазай. Хотя что я говорю, какой Шемхазай.