По другую руку от короля — наконец-то! — стоял, тоже раненный, Керак.
Раб принёс воды и по знаку Саладина подал чашу молодому королю. Тот отпил и протянул чашу Кераку.
— Ему я не давал, — резко сказал Саладин.
Волк поднял голову, скривил губы. Протянув руку, он принял чашу.
— Я беру её сам, как всегда брал то, что желал. — Голос его хрипел. Он выпил чашу до дна.
Султан положил руку на рукоять меча.
— Да, и поскольку ничто иное не заботит тебя, ты — оскорбление миру, на которое я должен ответить.
Он обнажил меч и ударил Керака в грудь.
Рыцарь пошатнулся, но устоял. Стражи султана сомкнулись кругом него, добили и оттащили прочь.
— Боже мой, Боже мой, — бормотал король.
Магистр тамплиеров стоял, уставя взгляд в землю.
— Стерегите их, — сказал Саладин и пошёл туда, где ждал его с конём Али.
После битвы при ключах Крессона он осмотрел головы убитых там тамплиеров, но так и не нашёл того, кого искал, — и понял, что дело это ему ещё предстоит сделать. Теперь он спускался взглянуть на тамплиеров, пленённых на склонах Хаттина. Племянники ехали по обе стороны от него — Таки ад-Дин справа, Али слева.
Христианских пленников собрали на склонах, там же, где захватили. Почти всё место здесь занимало стадо пехотинцев, бесполезного скота; они непрерывно подвывали. Поодаль, скованные рядами, сидели пленники-тамплиеры. Доспехи у них забрали, руки связали за спиной. Полуголые, почти все раненные, измождённые голодом и жаждой, они молча ждали решения своей участи.
И в них всё ещё таилась угроза — султан ощущал её в молчании, в том, как они ждали. Воля их не сломилась.
Таки ад-Дин ликующе проговорил:
— Теперь мы наверняка уничтожили их! Прежде нам никогда не удавалось захватить столько пленных. Что мы с ними сделаем?
Султан не ответил. Он ехал вперёд, скользя взглядом по рядам этих людей, их подстриженным волосам, длинным всклокоченным волосам. А потом — напротив — увидел наконец черноволосую голову, которую так долго искал.
В груди его взметнулось, запело торжество. Теперь он знал: дело сделано. Теперь он получит Иерусалим.
Пленный рыцарь обернулся и взглянул на султана. Они смотрели друг на друга, не мигая, поверх склонённых голов пленников, — а потом рыцарь с величайшим безразличием отвёл глаза.
— Что мы сделаем с ними? — повторил Таки ад-Дин. — Их никто не выкупит, и в рабство их не обратить. Никогда мы не брали так много пленных. Обычно они бьются до смерти.
— Здесь они тоже бились до смерти, — сказал Саладин, — просто она запоздала.
Али резко повернулся к нему:
— Они — беспомощные пленники!
— Коран запрещает убивать пленных, дядя, — поддержал его Таки ад-Дин.
— И всё же я намерен это сделать, — сказал Саладин.
Лицо Али пылало гневом.
— Они бились благородно и доблестно! Ты хочешь выказать себя менее мужем, чем они?
— Они — вечно тлеющие угли сопротивления франков, и я вытопчу их, иначе они вспыхнут снова — из пепла. — Султан кивнул двум юношам, не понимающим правил игры. — У нас есть с собой эти суфии из Египта. Дать каждому по мечу и тамплиеру — и пусть доказывают свою правоверность.
— Ты варвар, дядя, — сказал Али. Слёзы бриллиантами блестели на его щеках. Он повернул коня и поехал прочь.
Раннульф сидел на земле со связанными за спиной руками, в долгой череде пленников-тамплиеров; слева от него был Эд, справа Мыш — он лежал, простёршись в луже крови. Раннульф поднял голову, глядя в ослепительную синеву неба.
Дух его воспарил. Он знал, что победил: испытание завершилось, и он исполнил обет. В первый раз, подумал он, Бог улыбнулся ему. Се сын Мой, покоривший Небеса.
— Святой, — сказал Эд. — Что они с нами сделают?
— Убьют.
Мгновение юноша молчал. Потом слова хлынули из него бурным потоком:
— Они не могут меня убить! Это бесчестно! Это моя первая битва! Я бился тяжко и хорошо! Ты сам так сказал! Я не хочу умирать! Я не должен умереть вот так, со связанными руками!
Раннульф промолчал. Мыш, простёршийся рядом, был мёртв. Вдоль ряда шёл слуга с сосудом воды, давая каждому рыцарю отпить. Он остановился перед Стефаном.
— Не тронь его, — сказал Раннульф по-арабски. — Он мёртв.
Он поднял глаза — и увидел Али.
Лицо сарацина было пустым, как у старца, и слёзы текли по щекам. Он опрокинул ковш, и вода потекла по лицу Стефана. Опустившись на колени, он прижал ладонь к щеке рыжеволосого рыцаря. Потом поднялся, подошёл к Раннульфу, зачерпнул воды для него и держал ковш, покуда тот пил. Раннульф не сказал ничего, но выпил всё до дна. Али двинулся дальше и подал воду Эду.