Иван Сергеевич пожал плечами:
- Трудно что-либо утверждать... - на некоторое время он замолчал, словно обдумывая сказанное мною, а затем промолвил:
- Вам, Яков Андреевич, и карты в руки. Конечно, и эту версию сразу же отвергать не стоит, но что-то подсказывает мне, что дело тут вовсе не в церемониале!
- Вам известно что-то еще? - насторожился я.
- Не могу пока сказать ничего конкретного, но кое-какие факты проходят тщательную проверку. Как только что-нибудь прояснится, я тут же вам непременно сообщу, - добавил Кутузов. - А пока займитесь расследованием! Был ли кто заинтересован в смерти Виталия, и имел ли он причину покончить с собой? Я думаю, не стоит напоминать, что виновный должен быть обязательно наказан!
- Не стоит, - я постарался произнести эти слова, как можно спокойнее. И все-таки почувствовал легкую дрожь, так как все еще не мог привыкнуть, что принадлежу к могущественному и беспощадному Ордену. - Не соблаговолите ли вы, Иван Сергеевич, сообщить мне адрес покойного Ученика?
- Конечно, конечно, - Кутузов вздохнул. Из его слов я смог заключить, что Виталий Строганов проживал вместе с родителями на углу Вознесенского проспекта и Екатерининского канала, неподалеку от церкви Вознесения Господня.
Проводив Кутузова, я собрался было к Медведеву в управу за подробностями, но опомнился, взглянув на фарфоровые часы. Время уже близилось к ночи, потому я решил отложить все свои визиты на завтра.
***
II
***
Утро выдалось солнечным и прозрачным, будто венецианское стекло. Хотелось еще понежиться в постели, однако долг звал меня в дорогу, и я предвидел, что Лаврентий Филиппович будет сильно удивлен, если до полудня не дождется меня в управе. Кто-кто, а уж он-то знал наверняка, что я не замедлю там в скором времени появиться.
Переодевшись, я спустился в столовую, где красовался сервированный стол, во главе которого томилась в гордом одиночестве чернокудрая Мира. Белый атласный халат, шитый серебром, переливался в солнечных лучах и только подчеркивал ее восточную красоту. Кожа индианки казалась бронзовой, а огромные глаза манили, будто два глубоких бездонных омута.
Заметив меня Мира преобразилась, обнажила сверкающие зубы в улыбке. Черные глаза ее потеплели.
- Рада вас видеть - нежно проворковала она.
Я ответил, что тоже рад и стал озираться по сторонам в поисках моего японца.
- А где же Кинрю? - осведомился я. Мне уже представлялось странным, что моего ангела-хранителя нет на месте.
- В кабинете, - Мира пожала плечами. - Играет в шахматы сам с собой.
Это все объясняло, и я успокоился. За партией мой золотой дракон подчас забывал обо всем. До такой степени его увлекала стратегия игры. Иногда мы часами играли с ним в вай ки, одну из четырех королевских дальневосточных игр. Он почти никогда не расставался с доской, разделенной на квадраты в виде решеток, разве что для того, чтобы обыграть меня в шахматы, и таскал ее за собой, сопровождая меня в поездках.
Поэтому я не удивился, что завтракать пришлось без Кинрю, и он не отведал плова, приготовленного руками индианки. Именно благодаря Мире я и пристрастился к восточной кухне и дня не мог прожить без острого аромата пряностей, на которые моя Мира никогда не скупилась.
- Я уезжаю, - уведомил я ее.
Она встрепенулась и бросила на меня встревоженный взгляд.
- Надолго?
- Нет-нет! - замахал я руками. - Ты, верно, неправильно меня поняла! Скорее всего, я управлюсь до вечера. Мне надо всего лишь наведать Медведева.
- А... - Мира кивнула понимающе. С Лаврентием Филип- повичем к этому времени успела познакомиться и она.
Я переоделся в черный фрак с бархатным воротником и шелковыми пуговицами и велел возничему срочно запрягать лошадей. Шестое чувство подсказывало, что сегодня мне придется едва ли не весь город исколесить. Так обычно и случалось, как только наступала пора браться за новое дело, потому я и решил прокатиться в собственном экипаже.
Медведев встретил меня в своей обычной подобострастной манере, с приторной улыбочкой на устах. Однако я нисколько не сомневался в его истинном ко мне отношении, и он прекрасно об этом знал, но тем не менее продолжал вживаться в образ моего преданнейшего друга. Я же был уверен наверняка, доведись ему возможность продать меня за тридцать серебрянников, он, Иуда, ничуть не заколебался бы. Пожалуй, Медведева удерживал только страх перед Орденом и щедрая оплата его услуг. Но, вопреки всему, мне приходилось иной раз полагаться на этого человека. Плох иль хорош Лаврентий Филиппович, а без него, может так случиться, не обойдешься!
- Ну, наконец-то! - воскликнул он. - А то я уж грешным делом, засомневался, что вы, Яков Андреевич, изволите нас осчастливить визитом. Медведев указал мне на стул. - Заинтересовало-таки мое сообщеньице! заключил он удовлетворенно.
- Весьма заинтересовало! - заверил я его. - Хотелось бы узнать об обстоятельствах гибели Строганова поподробнее.
- А как у вас глазки-то загорелись, Яков Андреевич, - усмехнулся квартальный надзиратель. - Впрочем, - он деланно вздохнул, - я ничего другого от вас и не ожидал!
- Так чем порадуете? - осведомился я. - Как продвигается расследование?
Квартальный надзиратель пожал плечами и нехотя сказал:
- Да топчемся все на одном месте.
Он выдвинул ящик письменного стола и извлек из него золотые часы с цепочкой. Потом Медведев протянул их мне со словами:
- Вот. Были обнаружены при покойном.
Я осторожно, будто бесценную реликвию, принял часы из его рук и переложил себе на ладонь.
- А вы их откройте, - велел мне Лаврентий Филиппович. - Ничего с ними не станется, не рассыплются, - самодовольно добавил он. Я послушался и приподнял крышечку со щелчком. На ее внутренней стороне значились имя и фамилия Строганова. Под ними были нацарапаны какие-то буквы и несколько цифр.
- М, А и Л, - прочитал я полушепотом. Напротив М стояло число двести пятьдесят, напротив А - семьсот, напротив Л красовалась сотня, а в скобочках была обозначена прописная "а". Рядышком была нарисована виселица со стрелочкой по направлению к букве Г, возле которой стояла цифра пять.