И все же, когда Игги лег на дно, пошел слух о героической кончине группы The Stooges. Для кого-то это было современное воплощение пыльных мифов дикого Запада: несгибаемая пятерка отстреливается в обреченной на поражение схватке. Для других параллель чуть ли не библейская: скоро британский журналист, личный Иоанн Креститель Игги Попа, полетит с этой мичиганской записью из Лос-Анджелеса в Париж, и ее будут передавать из рук в руки, как святыню. И всякий юный фанат, взяв в руки серебряно-черный конверт пластинки Metallic KO с фотографией Игги, распростертого подобно некоему гомоэротическому Иисусу Христу, понимал: тут содержится жизненно важное сообщение. Это было долгожданное противоядие надутой помпезности прогрессив-рока, самодовольной уютности кантри-рока, всей этой искусственной продукции безликих продюсеров и сессионных музыкантов. Игги и The Stooges были настоящие: героически-обреченные и слишком тупые, чтобы это осознать. Их солист стал символом: символом животной силы, тоски, энергии и летаргии – и преданности своей музыке, которая едва не стоила ему жизни, и все еще впереди.
А потом эти юные фанаты пустились в собственные изыскания. Брайан Джеймс, гитарист команды под названием Bastard, отправился на «поиски собственного Игги», в результате чего возникло две ключевых группы: London SS (на развалинах которой позднее возникли The Clash и Generation X) и The Damned, заложившие основы нового движения, окрещенного «панком». Приобрел пластинку и Ян Кертис, подающий надежды парнишка из Манчестера, и поставил ее своим собратьям по группе Warsaw, позже переименованной в Joy Division. Басист Joy Division, Питер Хук, был одним из многих, кто восхитился Metallic KO: «настоящий концерт, настоящая живая запись», единственный живой концерт, в полной мере отражающий, каково это – быть на сцене, где все «балансирует на лезвии ножа», как на их собственных быстро приобретающих популярность хаотичных выступлениях. Послушали пластинку и другие английские ребята, Джон Лайдон и Глен Мэтлок, и приспособили песни The Stooges для своей группы, Sex Pistols. Без конца крутил ее среди ночи со своей новой любовью, в один из приездов в Нью-Йорк, и Джо Страммер, с головой погружаясь в ее напряженный грохот. Десятилетиями позже слушали The Stooges Энтони Кидис и Джек Уайт. Конечно, не все, кто слушал Metallic KO и предыдущие альбомы Stooges, собрали собственные группы. Но их было достаточно для того, чтобы через несколько лет непобедимый Игги восстал из пепла, поддержанный новой публикой. Еще один удивительный поворот судьбы, которая всегда опрокидывает ожидания, как лучшие, так и худшие.
К 1976 году Игги Поп вернул себе ауру неубиваемости и воскрес из летаргии навстречу новому поколению. Но пока оно дивилось, что этот «забытый миром парень», как он сам себя назвал, вообще выжил, для него готовился новый сюрприз. Дон Уос, знаменитый продюсер The Rolling Stones, Боба Дилана и так далее, который видел The Stooges в молодости и участвовал в возрождении карьеры Игги в 1990-е, говорит об этом так:
«Когда я с ним встретился, я не мог поверить глазам. Не то чтобы это противоречило всему, что я знал о нем. Но я был поражен, что человек, который готов кромсать себя битым стеклом, настолько вменяем. Это не значит, что он был слишком умен для того, чтобы все это творить, и что все это вранье. Но шок был полнейший».
Удивление Дона Уоса понятно: ведь он встретился не только с Игги Попом, но и с Джимом Остербергом – амбициозным, обаятельным, харизматичным парнем из Анн-Арбора, породившим этого легендарного рок-н-ролльного зверюгу. Многие попадавшие в прожектор личного общения с этим человеком говорят о том же. Голос у Джима теплый, интеллигентный, напоминает Джимми Стюарта, и весь он настоящая американская икона: живой, обаятельный, остроумный. Изумительно гибкий, он обитает в своем теле изящно, как кот. Разговор переходит от Бертольта Брехта к греческой мифологии, от авангарда к тай-чи, обсуждается разница между аполлоническим и дионисийским началами. В синих глазах почти обескураживающе пристальное внимание, но иногда он отводит их с какой-то мальчишеской застенчивостью или расплывается в широкой ухмылке, венчая очередной душераздирающий анекдот. Голос его богат и выразителен; он внимательно слушает вопросы, веселясь над смехотворными моментами собственной жизни, метко описывая нелепые обстоятельства, в которые сам себя загонял, карикатурно подражая саморазрушительным голосам, звучавшим в его голове. Для человека, признанного, наверное, наиболее самозабвенным и мощным исполнителем из когда-либо появлявшихся на сцене, он поразительно самокритичен. Но никогда, ни на минуту не позволяет усомниться в том, что его преданность музыке непреклонна и абсолютна.