Прошло несколько месяцев с того вечера, когда пропал старик Прокопыч (его так и не нашли), и фигура старика тенью плыла на облаках. Прошёл даже слух, что Прокопыча убили, он вознёсся на небо, а его тень бродит по ночам на промыслах. Проверить это было не просто: соляные промыслы стали чем-то вроде заколдованного места, и мало кто решался туда ходить, даже ночью. Постепенно район этот занесло илом и грязью, и разве что название одно осталось: «соляные промыслы».
Слухам, и притом самым различным, не было конца. Но в одном сходились все: исчезновение Прокопыча и таинственная тень на облаках связаны между собой. И ещё: ходить в район соляных промыслов опасно.
По утрам в школу приносили необычные новости. И без того в школе хватало выдумщиков, фантазёров и просто врунов, а тут такая необычайность. Вот и слышалось со всех сторон: «А я знаешь чего слышал?», «А хочешь, я тебе скажу, что там на промыслах было?», «А мне одна тётка сказала…»
Ну, всё в таком роде.
Случались такие разговоры, правда шёпотом, и на уроках Гавриила Ивановича.
Яша как-то раз наклонился к уху Миши Зинькова:
— Слышал о новом чуде на промыслах?
— Отстань!
— Нет, не отстану. Придвинься ближе. Знаешь, чего там было?..
— Чего-чего? Никаких чудес не бывает, а бывают загадочные явления, которые в конце концов получают научное объяснение. Понял?
— Нет, не понял. Если научно понятно, объясни.
— Вот Гавриил Иванович тебе объяснит, как трепаться на уроке. Цыц!..
Зиньков вовремя заставил Яшу замолчать.
Обычно Гавриил Иванович не давал ученикам отвлекаться на уроке. В таких случаях он прерывал урок и обращался к тому, кто шептался:
— Тебя не слышно. Ты хотел что-то сказать о «Мёртвых душах»? (Так говорил учитель, если на уроке разбирали это произведение Гоголя.) Так попрошу — встань и расскажи так, чтобы все слышали. А шептаться в обществе не положено.
Бывало по-разному. Иногда ученик смущался, как говорится, тушевался, или вскакивал, извиняясь:
— Простите, Гавриил Иванович.
А иногда поднимался и начинал рассказывать:
— Привидение Прокопыча каждую полночь появляется над промыслами.
— Ты сам видел? — спрашивал учитель.
— Мне рассказывали… Говорили ещё, что Прокопыч украл все ценности своих хозяев и тоже бежал. А его нагнали, убили, и теперь его мёртвая душа места себе не находит…
Выслушав одну-две такие фразы, Гавриил Иванович начинал сердиться и говорил:
— Хватит сплетен! Здесь не базар, а школа. Продолжим наш урок…
Бурные события того времени постепенно как бы затенили, отодвинули на второй план тайну соляных промыслов. И переписка между двумя вождями индейских племён Яшей и Мишей прекратилась. Какая тут игра в войну и в краснокожих, когда за окном настоящая война: стрельба и взрывы! Мальчишкам теперь было не до игр. О тайне соляных промыслов говорят всё реже и реже, но однажды, когда на уроке снова зашептались об этом, Гавриил Иванович сказал:
— Вот что, дети, я выяснил, что происходит на соляных промыслах. Смешно говорить о каком-то колдовстве. Неизвестно пока только одно: куда исчез Прокопыч.
Кто-то из учеников выкрикнул с места:
— А тень на облаках? Я видел её своими глазами!
— Правильно, — подтвердил Гавриил Иванович, — тень на облаках была. Но эту тайну уже удалось раскрыть, и я надеюсь в ближайшие же дни рассказать вам, как всё это произошло. Потерпите день-другой и перестаньте передавать всякие нелепые слухи, а главное — не сплетничайте. Продолжим наш урок.
Урок этот для Гавриила Ивановича оказался предпоследним. Дело в том, что за день до того, как город заняли белогвардейцы, в классе произошёл необычный случай. Началось с того, что сын городского полицмейстера Олег Дубровский во время урока поднял руку…
6. Горилла
Тут надо, кстати, сказать о руке Олега Дубровского. Сам Олег был не из маленьких, во всяком случае, выше Гавриила Ивановича и многих взрослых. Когда Дубровский стоял рядом с учителем литературы, учитель выглядел много ниже ученика. При этом об Олеге, судя по внешности, можно было подумать: неряха и неуч. На щеках у него пробивалась уже щетина, а руки всегда в чернилах. Руки эти были у него к тому же непропорционально велики. Они болтались по сторонам туловища, как у гориллы. В классе его и называли Гориллой, но называли так только за глаза. Он терпеть не мог этого прозвища, хотя оно подходило к нему как нельзя лучше. Дело было не только в его длинных, как у обезьяны, руках. Челюсти Олега были шире лба. А его рука, сжатая в кулак, казалась молотом кузнеца. Олег очень любил при каждом удобном случае хвастать своей силой. Своими ручищами он разгибал на колене подковы, а пальцами легко сгибал самые большие гвозди.