- Что-то про сестру Сью, что она есть, и про вас, что вы не виноваты, а виноват чей-то отец.
- Больше ничего? – его голос звучал настолько холодно, что вызывали неприятный озноб по всему телу.
- Ничего, - неловко мялся на пороге студент.
- Прекрасно, никому ни слова, ты свободен, можешь идти.
- Но вы не объяснили…
- Я не должен ничего объяснять, ты свободен, я всё сказал, - с этими словами он исчез, а Нонсена чуть не подкосило.
- Да что, блин, всё это значит?! Мне это кто-нибудь объяснит?! – со злости ведьма пнул ближний к нему шкаф, книги на нём закачались, а с полки что-то вспорхнуло и аккуратно приземлилось прямо у ног первокурсника. Нонсен резко поднял с пола вещицу, хотел что-то с ней сделать, но тут же застыл в оцепенении… На фото пред цирковым шатром стояли дети: мальчик в цилиндре и две девочки-близняшки в гимнастических костюмах. Мальчик, лица девочек и подпись на русском в углу фото, еле заметная и почти стёртая: «Джокеру в десятый день рождения, твои Сью и Зенна!»
Пазл собрался, и Нонсен тут же всё понял…
… Время позднее, в лазарете никого не было, так что тихие шаги Нонсена отзывались гулким эхом от стен. Он осторожно крался по коридору, словно боясь спугнуть кого-то незримого. Через пару шагов перед ним выросла дверь в заветный кабинет. Парень неловко мялся на пороге, боясь постучать. Его тянули туда ответы, ему хотелось знать правду, любопытство владело им беспощадно, не позволяя плюнуть на всё и забыть произошедшее как страшный сон, но поводок страха, подобно голодному удаву сковывал его по рукам и ногам, не давая шевельнуться даже мускулу лица, выковав на нём одно беспредельно виноватое выражение, больше напоминающее посмертную маску.
Тут дверь сама отварилась, и взгляд Нонсена остановился на усталых, полуоткрытых глазах мисс Шейн, она будто смотрела сквозь него, настолько остекленели её глаза, наверное, это из-за препарата, что ввела ей фея. Но, несмотря не это, студента она всё же заметила.
- Нонсен, ты что-то хотел? – её слова звучали сухо и безжизненно, будто вызубрены и затёрты временем до дыр.
- Да, - с опаской начал юноша, внимательно наблюдая за реакцией медсестры, - как вы себя чувствуете?
- Нормально, правда, шатает немного, - женщину не шатало, а буквально трясло, будто её температура стремилась к сорока градусам, но мёртвое тело излучало лишь привычный могильный холод, - это всё, что ты хотел?
- Нет, - неуверенно произнёс ведьма, словно сам сомневался в правдивости своего ответа.
- Заходи, - мисс Шейн отточенным, но слегка вялым шестом, пригласила его в кабинет и устало присела на кушетку напротив парня.
- Я хотел показать вам это, - он аккуратно вытащил из кармана недавнюю находку и трясущейся рукой протянул Зенне.
Первые секунды она смотрела на фотографию сквозь какую-то непонятную пелену, словно не понимая, что именно ей пытаются показать, но в следующее мгновение нежная, живая улыбка засияла на её утомлённом лице. Казалось, что замороженное сердце с искренней любовью забилось, но грудь по-прежнему предательски отзывалась лишь гробовой тишиной.
- Он ещё хранит её? – задала медсестра риторический вопрос куда-то в пустоту, - она была сделана сразу поле дебюта Джокера. Он произвёл такой головокружительный фурор, что все зрители аплодировали ему стоя! Как сейчас помню эти восторженные возгласы: «Браво! Браво! Бис! Бис!» Эх, были времена… Этих фото, вроде бы было четыре, если мне не изменяет память, три остальных мы пустили на медальоны, ох, как мы ими дорожили. Интересно, где они сейчас? – тут улыбка медленно сползла с её резко помутневшего лица, искры во взгляде потухли, делая глаза сухими и даже более мёртвыми, чем обычно, - ах, да, точно… - осознание отпечаталось на её лице состоянием полной безысходности, глаза судорожно моргали, будто выжимая призрачные слёзы и пуская их по щекам. Сердце Нонсена сжалось, кажется, он сам был готов зарыдать вместе с ней.
- Это же ваша сестра? – голос парня дрожал.
- Да, - она с нежностью провела рукой по девочке справа, - моя дорогая Сью… - медсестра прикусила губу, сдерживая подступивший ком.
- А это… - студент замялся, - можно? Ну… Хотя нет, думаю, не стоит всё-таки, - он встал с кушетки, - я лучше пойду, вам нужен покой.
- Она была такой милой, доброй, всеобщей любимицей, - женщина не поднимала глаз с фотографии, юноша медленно сел обратно, - её улыбка в свете софитов блистала ещё ярче, чем обычно, Сью безумно любила арену, воздушная гимнастика была её жизнью. Мы начали заниматься этим по наставлению отца ещё с раннего детства, но она всё равно преуспевала гораздо лучше меня. А я даже не завидовала, такому прекрасному созданию невозможно было завидовать. Помню, не могла я сделать сальто назад на канате и постоянно падала. Шла, наверное, уже попытка двадцатая, а без этой части мы не могли доделать связку. Уже отец начал кричать на меня, а Сью подбежала, загородила меня спиной и сказала грозно: «От ваших криков, батюшка, она сальто не сделает, вы Зенночку только сильнее напугаете», затем она ко мне повернулась и подала руку, лучезарно улыбаясь, а глаза её из-под чёрных густых ресниц смотрели на меня с самой искренней любовью. «Зенночка, - только она меня так называла, - давай ещё раз, вместе! Всё будет хорошо, ты, главное, не волнуйся, вдвоём мы всё сможем!» И мы продолжали. После её тёплых слов всё получалось как по волшебству, в этом и таилась её главная загадка, которая уже никогда не будет раскрытой, - медсестра подняла на собеседника грустные, пропитанные болью глаза, - наш отец владел этим цирком, и дела у него шли прекрасно, а после прихода Джокера и вовсе замечательно. Но, когда в город разрешили въезд магическим существам без взимания с них огромной пошлины, целый поток труп волшебников хлынул в наше захолустье. Трибуны цирка стали пустеть, с горем пополам набиралась половина зала. У нас тогда ещё и фокусница сбежала, никому ничего не сказав, в общем, и труппа наша поредела. Отец погряз в долгах так сильно, что решил пойти на крайние меры: создать такую программу, на которую билеты раскупят в первый час. Он был одержим этой идеей, поэтому решил переплюнуть все номера, что у нас когда-либо были. Отец требовал у всей труппы новые программы, а сроком поставил два дня! У нас тогда были заготовки нового номера, но его мы физически не успевали отшлифовать за два дня, поэтому, чтобы зрителей не отвлекала крайняя сырость номера, отец решил пойти на безумство: удаление с арены страховочной сетки и даже тросов. Помню, как впервые увидела промелькнувший страх в глазах Сью, когда он объявил нам свой вердикт. Но она, не смотря на собственный ужас, улыбнулась мне, повторяя одно: «Не волнуйся, всё будет хорошо, у нас всё получится». От её оптимизма становилось немного легче, но паника не отступала, потому что мы постоянно падали, да, под нами тогда была страховка, но на арене её уже не будет… Каждую ночь до представления мне снился один и тот же кошмар, как я падаю на арену с огромной высоты, и резко просыпалась после него в холодном поту. И вот, тут день настал, - по лицу медсестры было видно, как перед ней вновь и вновь пробегают те события, о которых она давно молчала, - перед нами блестяще выступил Джокер и, зайдя за кулису под гул аплодисментов, пожелал нам удачи. Мы дрожали, думаю, это было заметно даже публике, нас буквально колотило. Забираться по лестнице было тяжело, хотя раньше этот момент был полон предвкушения и некой радости, сейчас мы как будто поднимались в объятья смерти. В голове крутилась фраза: «Без страховки, без страховки». И тут мы наверху, ноги не слушались, а тело окаменело, как только мы встретились глазами. «Главное, не смотреть вниз», думала я, когда сделала первый прыжок и схватилась руками за трапецию и, прокрутившись, стала раскачиваться на ней вниз головой. Аплодисменты были бурными, но они, будто оказались окутанными туманом, всё смешалось, и только бешенный стук сердца гулким метрономом раздавался в ушах. Сейчас жизнь Сью полностью зависела от меня, если я её не удержу, то она полетит вниз. Я вижу, как она делает пару шагов назад и летит прямо ко мне, мгновение, и я удачно хватаю её за руки, всё нормально, мы продолжаем раскачиваться, и я отпускаю её, Сью делает сальто и… хватается за трапецию только одно рукой, вторая соскользнула, но она быстро принимает нормально положение под вздохи публики. И тут я замечаю, что на нас смотрит отец, и не как на дочерей, а как на дрессированных животных, что нужны лишь для большей прибыли с представлений. Я вспомнила, что он всегда нам говорил: «Цирк – это большая семья, в которой каждый друг за друга горой, и каждого ценят и любят». А сейчас что? Почему он так смотрит? С этими мыслями я встаю ногами на трапецию, чтобы синхронно со Сью сделать двойное сальто, и вот, я в полёте, мы пересекаемся с ней, и тут, краем глаза, я замечаю, что она летит вниз, Сью не докрутилась. В панике я хватаю её за запястье и пытаюсь удержать, пока сама одной рукой держусь за трапецию. Мы качаемся, время будто остановилось, я смотрю на отца, его лицо холодно и непоколебимо: он мог прибежать со всеми и принести страховку, мог! Но отец стоял и только наблюдал, как моя рука медленно срывается с трапеции. Я чувствую, как Сью пытается отцепиться от моей руки. «Забирайся в верх!» - кричу я ей, а она судорожно пытается разжать мои пальцы. «Не могу