Года три назад давнее охлаждение между ним и Анной Заварзиной закончилось разрывом. И дело было даже не в довольно неуклюжих попытках лоббирования, предпринятых его пассией. В конце концов, жизнь фаворитки не может заключаться только в высокопоставленном любовнике… у всех есть друзья. И если интересы этих друзей не противоречат интересам Империи или хотя бы элементарному здравому смыслу…
Тут другое. Затянувшиеся отношения, ставшие в глазах многих почти официальными, требовали каких-то действий с его стороны. Но жениться на Анне Константин не мог по целому ряду причин, да, честно говоря, и не хотел. Любовница — это одно, жена и будущая императрица — совсем другое. Кроме того… не стоило Анюте интересоваться (да еще и так ядовито), как он ощущает себя в роли двоеженца. Право же, не стоило. Ревнивицу, тем более привычную, Константин готов был видеть рядом; дуру — нет.
— Никита, у тебя месяц на передачу дел. Какие еще полтора? Даже не мечтай. Месяц, не более. Думаю, справишься, — начал Константин, помолчав. — По истечении этого срока жду тебя здесь. Принимай Управление и впрягайся по полной схеме. Максимум через год мне понадобятся все подпорки и стяжки, какие я смогу раздобыть.
Корсаковы понимающе переглянулись. Сложившаяся ситуация ни в коем случае не афишировалась, но все, кого это касалось, знали о грядущем переходе всей полноты власти от Георгия Михайловича к Константину Георгиевичу. Во всяком случае, в решении Государственного Совета не сомневался ни один аналитик. Некоторой неожиданностью можно было считать разве что сроки передачи правления, но тут информация являлась совсем уж закрытой.
Успешно проведенная операция по пересадке клону мозга пострадавшего в двенадцатилетней давности покушении императора, дала неожиданный побочный эффект в виде почти ураганного старения организма. В причинах произошедшего медики разобрались довольно быстро, но Георгий Михайлович категорически отказался от повторного вмешательства в естественный ход вещей.
Врачебный консилиум единодушно сошелся на том, что продлить — и даже просто сохранить — жизнь императора может только существенное уменьшение нагрузки. Читай: передача престола преемнику. В результате корона замаячила перед носом старшего сына его величества, как пресловутая морковка, вынуждая двигаться вперед все быстрее и быстрее. И Константину Георгиевичу действительно были нужны те, на кого можно опереться в неизбежный переходный период. Все, без изъятия.
— Теперь вы, Мария, — упрямство графини Корсаковой заставляло и его самого обращаться к ней на «вы». Не станешь же «тыкать» благородной и титулованной женщине без взаимности. — Вам следует подготовиться к принятию поста первой статс-дамы. Начинайте думать, как реорганизовать двор. Я понимаю, что время еще есть, но такие дела с кондачка не решаются.
— Гм… — Мария озабоченно нахмурилась. — А вам не кажется, Константин, что кандидатуру на эту должность следует выдвигать вашей супруге?
— Кажется, — легко согласился великий князь. — Но пока я не женат, данный вопрос находится в моем ведении, и утрясать его будете вы.
Константин с улыбкой наблюдал за приближающимися всадниками. Впереди, обогнав всех прочих как минимум на пару корпусов, голова в голову летели два гнедых жеребца: красноватый и золотистый.
На красноватом, знаменитом Пилоте, скакала его хозяйка. Редингот по случаю духоты она оставила на старте, каскетку где-то потеряла, и теперь выбившиеся из узла на затылке длинные пряди развевались за спиной, как легкий кружевной вымпел.
На последних метрах золотистый, с белыми чулками, Плиний вырвался вперед почти на голову, и тяжело дышащий всадник пролетел между финишных столбов под аплодисменты ожидавших окончания скачки людей.
Лошадям следовало остыть, поэтому порядок, в котором участники пришли к финишу, практически не изменился. Как поначалу и аллюр. Только примерно в полукилометре всадники стали снижать темп до легкого галопа, все замедляющейся рыси и, наконец, шага. И только на шагу они разворачивали лошадей и возвращались.
Великий князь Иван Георгиевич, слегка придержав Плиния, подъехал к Марии и начал что-то ей говорить. На таком расстоянии услышать что-либо, как и рассмотреть в деталях выражение лиц, не представлялось возможным, но Константину казалось, что брат чем-то недоволен. Косвенно это подтверждалось и тем, как вела себя графиня Корсакова. Обычно весьма учтивая и снисходительная к горячности юности, сейчас она вскидывала голову, поводила плечами и отворачивалась от своего спутника, являя миру квинтэссенцию оскорбленного достоинства.