Осталось двое против одного на условиях Виктора. Формальности.
Но принятие желаемого за действительное, если они видели в нем какую-то угрозу. Тогда они не нападут на него в его комнате, когда он услышит их приближение. Они ждали до утра, делая вид, что ничего не изменилось. В воздухе уже было достаточно напряжения, чтобы Виктор мог не понять, что к нему добавился еще один слой. Тогда они могли загнать его в угол на кухне или в коридоре, где некуда было бежать или выбирать поле боя.
Он будет драться, потому что, пока он дышит, у него еще есть шанс. Но у Дитриха был бы нож, и его было бы нелегко обезоружить, что дало бы Ягеру более чем достаточно времени, чтобы схватить Виктора сзади. Потом все было кончено.
Он знал, что мог бы тайком пронести чашку оливкового масла из кухни, чтобы смазать старые петли двери своей спальни, но приглушенный визг, который они издавали, был единственной надежной защитой, которую предлагала дверь. Дитрих и Кафлин не издавали ни звука уже четыре часа. Храп Джагера был громким и регулярным.
Виктор открыл дверь. Он сделал это так быстро, что визг был громче, чем мог бы быть, если бы он делал это так медленно, но он закончился в течение секунды, а не длился несколько. Храп Джагера не изменился. Возможно, Дитрих или Кафлин вздрогнули от внезапного звука, возможно, даже проснулись, но когда их веки снова замолчали, и больше никаких звуков не последовало, они снова засыпали и даже не вспоминали об этом наутро. Дверь простояла открытой пять минут, прежде чем Виктор вошел в нее.
В кармане у него был ключ от лимузина. Он не планировал использовать его — пока — но хотел всегда держать его при себе. Он шел, свесив ботинки на шнурках в кулаке, держась как можно ближе к стене короткого коридора, чтобы самые изношенные половицы в центре не несли его веса. То же самое он сделал на лестнице. Они скрипели и стонали при каждом шаге. Он подождал внизу еще пять минут, чтобы посмотреть, не отреагирует ли на шум кто-нибудь из трех убийц наверху. Это не так.
Каменный пол на кухне был прохладным сквозь носки Виктора. Он вышел через кухонную дверь и обогнул здание, так что он оказался под окном с полями оливковых деревьев перед ним. Он зашнуровал ботинки и медленно спустился по крутому склону в поле. Он побежал.
Деревня была недалеко, и звезды были достаточно яркими, чтобы ориентироваться в путешествии было легко. Он вышел из поля и нашел брешь в живой изгороди в дальнем конце. Он перешел узкую дорогу на другое поле, бежав вдоль ограждающей его изгороди, чтобы не оставить следов, потому что земля под его ботинками казалась мягче. Он перепрыгнул через ручей и остановился на краю рощицы. Перед ним лежала двухполосная дорога. С другой стороны стояла первая постройка поселка.
Это было крохотное жилище, состоящее, может быть, из двух дюжин зданий, таких же старых, как и ферма, или даже старше. Виктор направился к центру деревни по дороге, извивающейся между домами. Он предположил, что в деревне, столь далекой от модернизации, должен быть телефон-автомат, вероятно, недалеко от центра; в противном случае он вломится в нежилое здание, чтобы воспользоваться их телефоном. Но он нашел телефонную будку возле единственного коммерческого учреждения в деревне: почтового отделения.
Он набрал номер оператора и запросил обратный звонок на номер, который дал ему Мьюир. Поскольку это был звонок из-за границы, оператор колебался, но сделал, как он просил.
Через мгновение он услышал голос Мьюира: «Говорит Дженис Мьюир».
Оператор спросил ее, примет ли она вызов. Мьюир не понимал по-итальянски.
— Это я, — перебил Виктор, — скажите оператору si, accetto .
Мьюир так и сделал, и оператор оставил их на вызов. Она сказала: «Никуда не уходи. Я вам перезвоню. Я веду.'
Виктор положил трубку на вешалку и через восемьдесят две секунды снова поднял ее на середине первого звонка.
Она сказала: «Где, черт возьми, ты был?»
«Сейчас я нахожусь в телефонной будке в деревне примерно в пятидесяти километрах к юго-востоку от Рима».
'Что, черт возьми, происходит?'
— Перестань нести чушь, и я скажу тебе.
'Прости.'
Он резюмировал встречу с Франческой в Гибралтаре, путешествие на лодке в Италию, встречу с Дитрихом, Джагером и Кафлином и перестрелку с грузинами. Мьюир слушал, не отвечая, пока Виктор не закончил. — Это опаснее, чем я предполагал. Гораздо больше. Я обещаю вам, я не ожидал ничего из этого. План состоял в том, чтобы вас наняли, а не узником на ферме в глуши, частью команды наемников, ожидающих работы, которая может начаться в любое время и с любой целью. Здесь так много неизвестных переменных, что мы даже не можем с ними справиться».
«Каждый раз, когда я принимаю контракт, я также понимаю, что он вполне может стать моим последним, но пока это не более и не менее опасно, чем я ожидал. Даже самая простая работа в теории может на практике превратиться в борьбу за выживание, а самое сложное и трудное задание иногда оказывается самым безопасным».
«Мы еще даже не знаем, что это за работа на самом деле. Если ты хочешь уйти, я понимаю. На самом деле вам лучше уйти сейчас, пока вы еще можете, прежде чем это станет еще более опасным. Вы не подписывались на такой уровень риска, и я бы не стал подвергать вас ему, если бы знал об этом заранее.
— Я знаю о рисках немного больше, чем ты. По крайней мере, на этот раз погода теплая и на пейзаж приятно смотреть».
— Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы вы отнеслись к этому более серьезно.
После короткой паузы он спросил: «Как вы думаете, я был бы еще жив, если бы в выбранной мной профессии был какой-то аспект, к которому я не относился серьезно?»
Мьюир на мгновение замолчал.
«Почему вы сообщили Лисону, что знаете о существовании команды?»