Моё хозяйственное управление ведает всем имуществом КПСС в Красноярском крае, и поэтому кабинет у меня — не чета прежнему. У кабинета имеется даже свой личный санузел и комната отдыха: небольшое помещение с диваном, столиком, холодильником и телевизором «Сони». Последний достался мне от разреза «Берёзовский», где сейчас практикуется обмен угля на японскую видеотехнику! Бартер называется. Я, разумеется, в своё время лично помог начальнику разреза с выездом за границу, и мои заслуги не забыли — хоть десяток телевизоров могу получить по закупочной цене. И пяток я уже купил на подарки. Один вот тут стоит, в комнате отдыха.
Мой кабинет — просторный, метров сорок квадратных, с высокими окнами и массивным столом, за которым я провожу совещания с руководителями подразделений. Секретарша Аня теперь работает и на меня, и на Пашку одновременно — его кабинет тоже выходит в приёмную, так что делим мы её поровну. Вообще, на первом этаже нами занято целое крыло. Коридоры здесь, как в лабиринте, а кабинеты заполнены людьми, чьи лица я пока знаю плохо — и десяти дней ещё не прошло с момента моего вступления в новую должность.
Уходя домой, захватываю сводку новостей, присланную сегодня. Она для служебного пользования, но раз в неделю мне теперь положено её читать. Из неё я узнаю о митингах в Кишинёве и Риге, случившихся ещё двенадцатого марта, и в Абхазии — восемнадцатого. Там требовали отделения от Грузии. А ещё в Москве был митинг в поддержку Ельцина, и что удивительно он оказался довольно массовым. Маховик событий, разрушающих Союз, крутится неумолимо, и плевать ему на Толю Штыбу с его послезнаниями. Как свернуть такую махину, как народное мнение, которое теперь рождается не в залах для собраний, а в беседах на кухнях и разговорах по душам за бутылкой? Вот так Ельцин и набирает свои висты, всё больше и больше. Кстати, он тоже депутат, как и Сахаров. Про Сахарова у меня в тетрадке запись есть, что тот умрет во время Съезда. Но я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь.
Дома ещё раз пролистываю недельную сводку событий, которые не попали в общественные новости: Сын первого секретаря райкома напился и, взяв без разрешения папаши его автомобиль, с тремя своими дружками, также изрядно нетрезвыми, поехал в гости в соседнее село. Водитель встречного грузовика, пытаясь избежать столкновения, даже выехал на обочину, но водитель «Жигулей» был настолько пьян, что вообще едва ли соображал, куда направляется. Итог — все четверо в больнице. История скандальная, но, скорее всего, замнут. Кто станет трогать сына первого секретаря, когда можно закрыть глаза и спустить это дело на тормозах?
Или вот ещё: После возлияний по случаю рождения сына опрокидывается на легковом автомобиле коммунист и офицер КГБ некто Разин. Жертв, кроме самого Разина, нет, да и тот отделался лишь двумя переломами. Но и это происшествие решили замять, чтобы не портить репутацию офицера и партийного члена.
А этот случай куда трагичнее: парочка прелюбодеев угорела на заднем сидении в собственном гараже. История могла бы остаться обыденной, если бы не одно «но»: дамочка оказалась заведующей сектором крайкома ВЛКСМ, и замужем она была не за погибшим владельцем машины и гаража. Сие печальное происшествие решено было не выносить на публику — слишком уж неудобное совпадение для партийной верхушки.
Так и выглядит нынешняя мораль в обществе: есть каста неприкасаемых, для которых правила существуют лишь на бумаге. Но Шенин… ему плевать на блатных, он может наказать любого. Вот только у нашего первого и без того дел хватает.
А вот эта новость весьма любопытная: «Совет Министров СССР принял постановление о переводе государственных специализированных банков СССР на полный хозрасчет и самофинансирование!» Это минус для нас, или плюс? Позвонить Косой в Абакан, что ли? Хотя спит она уже наверняка. Да и мне пора. Зачитался.
Я выключаю свет и, едва голова касается подушки, мгновенно проваливаюсь в сон. Но этот покой длится недолго. Резкий звонок, отвратительный и навязчивый, разрывает тишину, и во мне вскипает дикое желание схватить телефон и швырнуть его об стену. Да! Я опять баловался и установил в телефоне новый сигнал. Из двадцати шести вариантов в его памяти именно этот оказался самым мерзким.
— У аппарата, — зеваю я, отмечая в уме на всякий случай, что успел сегодня днём переговорить и с бабулей, и с отцом, и даже с младшей сестрёнкой.