Найд завел руку за спину и наощупь вытянул стрелу. Лишь бы угадать с ее типом! Кейн не успевал, пламя от факела уже лизнуло дрова, и те занялись. Пока они смогут перерезать путы, удерживающие Грацию, пока снимут со столба, тело девушки покроют жуткие ожоги. Найд почти не целясь, выстрелил. Стрела вонзилась в полено, бутылочка, привязанная на ее древко, разбилась, и из нее выплеснулось зелье «Дыхание зимы». Дрова мигом покрылись коркой льда и огонь потух.
Лезвие топора Первого убийцы застыло в паре сантиметров от головы девочки. Странно, но та смотрела на своего убийцу не со страхом, а с вызовом. Из-под кляпа Грация издала негодующий писк, руки Кейна обмякли и он опустил топор.
– Не могу. Ребенка… не могу.
У Маргарет от удивления открылся рот.
– Не можешь? Как не можешь? Ты же ведьмин прихвостень! Ты должен… – голос девочки сорвался на рыдания.
Кейн повернулся к девчонке спиной и начал срезать веревки, удерживающие Грацию. Освободившейся рукой девушка вытащила кляп изо рта.
– Бедненькая, – Грация смотрела на рыдающую девочку с сожалением, – Кейн, ну что ты копаешься с этими веревками, не видишь – девочке плохо!
Когда они вернулись в дом, печка по приказу Грации приготовила ароматный чай, которым путники отпаивали девочку.
– Простите меня, – сказала Маргарет, уткнувшись лицом в кружку.
– Простим, если ты расскажешь, что у вас здесь происходит, – поставил условие Кейн и тут же удостоился укоряющего взгляда от жены.
– Расскажи, что вы здесь делаете и почему вы одни? Где ваши родители? – поинтересовалась Грация.
– Мы живем здесь, потому что это наш дом. А родители… мама умерла, когда мы были совсем маленькими, и отец привел домой другую женщину. Берту, нашу мачеху. И колдунью!
– Ты в колдуньи всех подряд записываешь, – усмехнулся Морисиус.
– Она на самом деле колдунья. Хоть и не старая и страшная, как вы рассказывали. Берта наоборот красивая очень.
– Тогда за твоего отца можно только порадоваться!
– Да?! Сначала эта Берта заколдовала дом, чтобы ничего по хозяйству не делать. Захочет – дом сам еду готовит, пожелает – уборку сделает.
– Так это же мечта любой женщины, – не унимался Кейн.
– Потом она заколдовала папу, – по лицу Маргарет опять побежали слезы, – он о нас забыл и целыми днями таскался за ней как теленок.
– И это нормально, это любовь называется, – продолжил иронизировать Первый Убийца.
– Ничего нормального! Как-то мы с братом пошли проверять силки и увидели, что в них попала грознорысь. Мы побоялись связываться с лютым зверем и побежали домой, чтобы позвать папу. В доме было пусто и тихо. Мы спустились в подвал и увидели… увидели связанного папу. Он с обожанием смотрел на Берту, а та вырезала из его груди сердце.
– Любовь зла, иногда можно нарваться и на такую стерву, – многозначительно произнес Кейн, а Грация шикнула на своего мужа.
– Ведьма провела обряд, и папа стал ее служкой. Он больше не играл с нами, мы ему стали вообще неинтересны. Мы с братом кричали и плакали, умоляли папу снова стать прежним, но он слышал только Берту. Колдунья забрала его с собой и пообещала, что вернется за Иоганнесом и сделает из него такого же безвольного слугу.
– И как же вы от нее отбились?
– Наша мама на праздник Памяти Предков пекла хлеб с семенами гипносуса. Эти хлебцы отпугивают нечисть.
– А настоящих, истинных ведьм запах этих семян гипнотизирует, – добавил всезнающий Морисиус.
– Да! Мы собирали цветы гипносуса, пекли хлеб и ночами, когда ведьма особенно сильна, крошками выкладывали вокруг дома дорожку.
– Ужас какой! – всплеснула руками Грация.
– А днем мы копали ловушки, ставили капканы и с копьями в руках караулили ведьму на тропинках, ведущих к дому.
– Милые детишки, – заметил Морисиус.
– По-другому им было не выжить. Но Грацию вы зачем захватили? – спросил Найд.
– Мы с Иоганнесом видели, как вы зашли в дом. И дом вдруг начал ее слушаться!
– У Грации есть магический дар, может быть дело в этом? Она не колдунья, но ворожея. Дом это чувствует и ей повинуется, – предположил Найд.