Войдя в гостиную, Сэйр сразу направился к Нейджелу и начал без обиняков:
– Моя девочка, – он имел в виду свою дочь, – рассказывает, что у вас тут целая катавасия из-за Рея Блента. Я ей пообещал все уладить.
Нейджел ответил, что «уладить» это не так-то просто, хотя он и старается, но Сэйр, не став спорить, сказал:
– Я обещал Лили, я же не могу ее обмануть! – Затем прибавил: – Она надумала выйти замуж за этого мальчишку. Этому, конечно, не бывать, но я не могу нарушить слово, тем более что дело-то, оказывается, ерундовое.
Тут уж Нейджел почувствовал серьезную тревогу и даже некоторое сомнение, правильно ли он держался с Осмэном. До сих пор он тешил себя мыслью, что в их утренней беседе он проявил максимум политического искусства, и мысленно он снисходительно любовался Чарльзом, как хирург своим пациентом, которому спас жизнь на операционном столе, доказав не только свое личное умение, но и силу медицины.
Хармон Нейджел не находил, что в этой беседе поступил против совести. Он, в сущности, не сказал ничего определенного, действуя по методу логического джиу-джитсу, первый и основной принцип которого – обратить собственный вес противника против него самого: если он напирает, уклонись, и так далее. Как правильно он оценил этого человека! Как точно подметил и использовал его слабость, характерную вообще для педагога: это пристрастие, вернее, внутреннюю необходимость по всякому поводу и даже без повода бесконечно копаться в своей душе, рассматривать каждый вопрос в различных аспектах, придумывать веские аргументы за воображаемого противника что порождалось общением со студентами, за которых нередко приходилось думать) и в конце концов самым логическим путем убеждать себя в истинности того, во что он никогда не верил и не считал возможным поверить.
Как ни странно, это не роняло Чарльза в глазах Нейджела. Скорее наоборот. Такой умный человек, как Чарльз Осмэн, покинув кабинет ректора и проанализировав их беседу, наверное, понял, что сам себе вырыл яму. Нейджел был уверен, что Чарльз на него не обиделся, во всяком случае не очень, и выполнит свою роль как джентльмен, раз уж согласился.
Но хотя Нейджел и не солгал Осмэну в прямом смысле, он все же не был с ним до конца честен. Он согрешил, умолчав о причастности Солмона к этому инциденту, и, убедившись, что Чарльз ни о чем не догадывается и считает только себя «осью симметрии», не стал его разуверять, мгновенно сообразив, что вынужденное согласие Осмэна можно использовать для нажима на Солмона. Однако результатов пока не было видно, и Нейджел начинал тревожиться. Он надеялся, что Чарльз поговорит с Солмоном по душам, и тогда его собственное вмешательство не потребуется. Вместе с тем ему было немножко совестно от сознания, что Чарльз уже, может быть, знает, как хитро его провели.
Сейчас, беседуя с Сэйром и Стэмпом и объясняя им, что вся надежда на Осмэна, которого он ждет с минуты на минуту, Нейджел покачивался с носков на каблуки и то и дело поглядывал в прихожую, как бы поджидая новых гостей, но думая при этом только о Чарльзе. А Чарльз все не появлялся.
– Ему пора бы уже быть здесь, – сказал Нейджел. – Могу я предложить вам, господа, еще коктейль?
– Скажите, а что собой представляет этот Солмон? – спросил Герман Сэйр. – Я, кажется, что-то о нем слыхал.
– Трудно сказать, – уклончиво ответил ректор, беря у них пустые бокалы. – Он у нас недавно, около года. Философ. Тонкий ум. Тонкий ум, говорят. – И он отошел, чтобы найти официанта.
– Еврейская фамилия, правда? – равнодушно заметил Сэйр.
– По-видимому, да. Соломон и царица Савская. Как в библии… – Сенатор откашлялся и провозгласил: – Я лично против евреев ничего не имею.
Чарльз Осмэн появился в тот момент, когда Нейджел покинул свой пост. Отдав пальто и шляпу горничной, он прошел в гостиную мимо Сэйра и Стэмпа, с которыми не был знаком. Поэтому ректор не сразу заметил его приход. Чарльз взял бокал из рук студента в белой курточке и направился к хозяйке засвидетельствовать свое почтение. Молли Нейджел поглядела на него с удивлением: ему, кажется, не посылали приглашения… Считалось, что только старшее поколение преподавателей достойно пить коктейли с попечителями. Тем более сегодня: ожидая сенатора Стэмпа, они с Хармоном решили не приглашать этих молодых и напористых преподавателей общественных наук, которые рвутся повидать государственных мужей из Вашингтона, пока Америка еще не влипла в новую войну. Не из их ли породы этот Осмэн? Но теперь уже ничего не поделаешь. Надо бы только предупредить Хармона, чтобы он оградил себя от других непрошеных гостей.