Чарльз ответил, что предпочел бы глоток чистого виски. Нейджел подошел к столику в углу, налил рюмку и подал ее Чарльзу, потом они уселись друг против друга в кресла у догорающего камина.
Нейджел заговорил первым:
– Я вел себя вчера некрасиво, и я хочу прежде всего извиниться перед вами. – Он помолчал, глядя на огонь. – Тот студент скончался. Я говорю о юноше, который попал вчера в костер. Я только что разговаривал по телефону с его родителями. Это такой ужас! Я всегда считал, что применяю христианские принципы на практике, – задумчиво продолжал он и, не дав Чарльзу язвительно спросить, насколько совершенна эта практика, добавил: – но иногда я вдруг начинаю думать, что я не в силах всего охватить. Мне не следовало становиться администратором, я должен был преподавать. Мне кажется, я был хорошим преподавателем, хотя как знать…
Так или иначе, вчера я пережил очень тяжелые минуты, мне стыдно за себя, и не потому, что вы меня увидели в некрасивом свете, а потому, что я действительно вел себя неподобающе.
– Я вас не виню, – сказал Чарльз и, помолчав, присовокупил: – Никто никого не имеет права в чем-то винить…
– Я не устоял перед силой, – продолжал Нейджел, – а после использовал собственную крохотную власть, чтобы прикрыть ею свою капитуляцию. Как вы считаете, Чарльз, должен я теперь оставить пост ректора?
– Извините, – сказал Чарльз, – но давать советы – это больше не по моей части.
Они помолчали.
– Вероятнее всего, я этого не сделаю, – сказал Нейджел. – Я себя слишком хорошо знаю. Может быть, некоторое время и буду обманывать себя, что якобы собираюсь уйти, но в конце концов останусь. Однако если бы вы мне сказали, что я должен это сделать, я бы вас послушал.
– Ничего такого я вам не скажу, и вы это знаете.
Нейджел вздохнул словно с облегчением.
– И вы тоже не уйдете, Чарльз. – Это было сказано довольно категорически.
– Почему?
– Мы оба зашли слишком далеко. Мы с вами, так сказать, люди военные: не здесь, так в другом месте придется служить. Так ведь?
– Железная логика!
– И в другом месте тоже будет футбольная команда, верно?
– Можете не продолжать, – с досадой сказал Чарльз. – Я готов согласиться со всем, что вы говорите, но имею же я право просто уволиться, хотя бы из какого-то чудачества!
– Я восстановил мистера Солмона в должности преподавателя, он принял мои извинения. Это лишает вас повода уйти.
– Я знаю.
– В таком случае вы также знаете, что мы каким-то чудом вывернулись на сей раз. Спаслись, и без потерь.
– Если не считать одного студента, сгоревшего на костре.
– Не шутите так. Я отношусь к этому очень серьезно. Очень. Но то был несчастный случай, не имевший никакого отношения к делу.
– Зато символический, – хмуро сказал Чарльз. – Символический!
– И все же при всем нашем безрассудстве мы вышли без потерь. Правда, матч мы проиграли, но будут другие матчи. Ведь это всего лишь игра.
– Кстати, – спохватился Чарльз, наклоняясь к своему пальто, лежащему на полу у кресла, и вытаскивая конверт с деньгами, – я хочу учредить стипендию имени Реймонда Блента, – важно произнес он, – стипендию для футболиста. Можете использовать основной капитал на приобретение лучшего защитника из числа выпускников средней школы, если для этой цели хватит двух с половиной тысяч долларов.
Они в упор посмотрели друг на друга. Ректор отвел его руку с деньгами и сказал:
– Вы знаете, что я их не возьму. Это глупый жест, и при вашем окладе вы не можете себе его позволить.
– При чем тут мой оклад? – Чарльз рассмеялся. – Хотите знать, откуда эти деньги?
– Вам, по-видимому, хочется об этом рассказать. Что ж, пожалуйста, если без этого нельзя.
– Эти деньги ниоткуда. Свалились с неба. Я и сам не знаю их происхождения. Между тем именно эти деньги должен был взять себе один благородный молодой спортсмен за то, чтобы наша команда проиграла.
– Должен был взять? Но, значит, не взял, раз деньги у вас? Вы имеете в виду Реймонда Блента? – осторожно осведомился Нейджел.
– Я вам никого не называл. К тому же, как вы сами только что изволили заметить, он их не взял. Но, насколько я понимаю, другие игроки взяли.
– Чарльз, у вас имеются доказательства?
– Решительно никаких.
– В таком случае не надо так говорить.
– Но вы мне верите, Хармон, правда? После долгого размышления ректор ответил :
– Да, верю. Но что делать, Чарльз?
– Ничего. Абсолютно ничего, разве только принять от меня эти деньги и учредить стипендию. На худой конец она может даже называться именем Чарльза Осмэна.