Мозг нарисовал совсем недетские картинки, а фильм внезапно перестал увлекать. Что могло быть горячее симпатичного хорошо сложенного мужчины?
— Иногда, — прошептала едва слышно, обхватила двумя руками одну из подушек и прижала к груди в попытке унять громко колотящееся сердце.
Не помогало.
Никита Алексеевич будто специально не уходил, хмуро вглядывался в плазму и пытался уловить сюжет. Комедия уже подходила к концу, но мне не хотелось расстраивать шефа.
— Неужели у студентов столько свободного времени, что хватает на романтические похождения? — заворчал он. — Лучше бы работать устроились.
— И вам это помогает? — ляпнула и прикусила губу.
Он нахмурился ещё сильнее, так, что между бровями пролегла вертикальная складка, сжал губы и уточнил:
— Помогает с чем?
Конечно, он не мог просто проигнорировать глупый вопрос, сделать вид, что не заметил. Ему нужно было докопаться до самой сути — вывернуть наизнанку душу и изучить под микроскопом. Любые задачи начальник решал тщательно, вдумчиво и очень внимательно.
— Не думать о романтике, — со вздохом ответила. Терять было нечего, к тому же мы уже оказались в одном номере. Мужчина задумчиво пожевал губу и отвернулся. Словно обиделся. — В офисе поговаривали, что жена от вас не уходит только потому, что вы её золотом осыпаете и покупаете всё, чего она только пожелает. Так вы компенсируете свою холодность и отстраненность.
В номере повисла тяжелая тишина, только тихий шум телевизора разбавлял её. Кузьмин повернулся ко мне и смотрел так внимательно, будто мысленно снимал с меня одежду вместе с кожей или пытался прожечь насквозь.
Ему не понравилась правда. А я не могла взять слова назад.
Секунды тянулись, как мёд, превращались в минуты. Люцифер молчал. В какой-то момент мне начало казаться, что он уволит меня немедленно. Накричит и вышвырнет из фирмы, заставит лететь домой ближайшим рейсом. Сделает всё, чтоб я не смогла никуда устроиться.
Этого не происходило.
— И вы считаете, — тихо клокотал он, — так же?
Звуки застревали в горле, вылетали карканьем и шипением, не хотели складываться в единую картинку. Потому что я и правда считала так же. Если официально Никита Алексеевич был свободен, то лишь потому что связал себя крепкими отношениями с работой.
Он ждал ответ. Неотрывно смотрел, считывал все эмоции.
— Да, — наконец тихо призналась.
Мужчина рассеянно кивнул, встал с дивана и отправился на кровать. Выключил ночник на тумбочке, сбросил шёлковое покрывало на пол, лёг и закинул руки за голову. Мне было плохо видно его, и всё же в комнате ощущалась общая напряжённость.
— Если вы переживаете о том, что понравившаяся вам девушка будет считать так же, то можете просто немного измениться, — каждое слово било по сердцу, беспощадно резало его на куски. Потому что мне была ненавистна сама мысль, что Кузьмину нравится кто-то, но не я. Кто-то, кто бы подходил ему.
Вместо ответа тихо тикали настенные часы и болтал всё ещё включенный телевизор. Я понимала, что шеф — человек с непростым характером — серьёзно задумался над текущим положением вещей.
Когда надежды на нормальный исход не осталось, а глаза начали слипаться от усталости, прозвучал вкрадчивый шёпот:
— Вы верите, что я могу измениться?
— Конечно, — моментально пробормотала сквозь дремоту. — Вы — хороший. Вы делаете всё в бизнесе, чтоб добиться цели, и можете использовать свою упёртость, чтоб добиться ответных чувств или измениться.
Больше мы не разговаривали. Точнее, я попросту отключилась. И во сне наш с шефом разговор закончился совсем не так печально, как вышло в реальности. К сожалению, утром Люцифера в номере не оказалось.
Я спряталась от назойливых солнечных лучей в куче подушек, залезла под шелковое покрывало, которым оказалась укрыта непонятным образом, и с ужасом скатилась на пол. На кофейном столике лежала короткая записка, в которой говорилось, что Никита Алексеевич отправился на встречу с Бубликовым и явится только ближе к вечеру. Сперва я расслабленно выдохнула: вторая часть кардебалета и мучений в платье отменилась. Выставлять себя напоказ богатым дядям и тётям не хотелось, хватило и одного выхода в свет. И только чуть позже поняла, что Вениамин так просто не отпустит меня. Потому что я проиграла желание. Ко всему прочему после разговора с Кузьминым остался неприятный осадок.
— Теперь тебя точно уволят, Васька, и к гадалке не ходи, — пробормотала себе под нос.
В номере нашёлся чай и даже печенье и коробка конфет, которые я бессовестно слопала в одно лицо. Во-первых, мне очень хотелось кушать. Во-вторых, они наверняка были включены в стоимость дополнительных услуг, поэтому больше с начальника вряд ли бы потребовали.