— Думаете, это был он? — спросил я скорее по инерции, хотя прекрасно понимал, кто это был.
— А вы сомневаетесь? — спросил Алекпер. — Конечно, я все понимаю. И все знаю...
Я кивал, слушая его, и смотрел на экран телевизора. Там была возбужденная толпа орущих людей, наперебой рассказывающих полиции и репортерам о происшествии в метро. Солонина среди них, конечно, не было.
— Вы смотрите? — спросил Алекпер. — Помните стихи вашего классика? Ищут прохожие, ищет милиция...
— Это наш общий классик, — ответил я, — поэт нашего детства.
Я чувствовал, как с души скатывается огромный камень. Солонин жив, с ним все в порядке. И мне, ясновидящему, кое-что от него причитается...
— Вы слушаете? — спросил Алекпер. — Нельзя ли, чтобы ваш знакомый освободил нам Карабах? По-моему, это ему под силу.
— Хорошая шутка, но опасная, — сказал я. — А кто террорист? Насколько я понял, он вор-карманник?
— Нет, это разные люди. Ваш друг поймал карманника и сдал полиции. А вот террорист сбежал.
— Тут уж он оплошал. Вы уж извините его.
Алекпер засмеялся.
— Представляю, как вы за него переживали, — сказал он. — А что, кстати, он делал в метро? У вас сломалась машина?
— В общем, да, — ответил я, не зная, что сказать. Голова шла кругом от ликования. Ай да Турецкий, ай да Солонин!
— Что ж не сказали сразу? — не отставал мой собеседник. — Мы бы срочно заменили вам машину. Самед предупреждал меня о ваших возможностях, но то, что совершил ваш друг, — выше моего понимания.
— Моего тоже, — я продолжал глядеть на экран телевизора.
Там показывали тот самый вагон, какую-то корзину, скромную такую корзину сельского жителя, приехавшего в столицу...
И тут я услышал, как кто-то скребется в дверь. Впрочем, что значит кто-то? Это был господин Кэрриган собственной персоной.
Витя стремительно вошел в комнату, прошел мимо меня, как мимо столба, уселся перед экраном, закинув, по обыкновению, Ноги на спинку кресла.
— Давно показывают? — спросил, глядя на внутренности корзины, демонстрируемой перед камерой.
— Алло, — сказал Алекпер, когда я снова взял трубку. — Так что, поменять вам машину?
— Пусть лучше нам дадут наконец горячую воду, — сказал я, глядя на прямую спину Вити Солонина, который глаз не мог оторвать от экрана.
Грязнов прилетел в Тюмень с первым самолетом. Володе запретил встречать себя, причем категорически.
— Надо будет, найду тебя сам, — были его последние слова по телефону.
В аэропорту было пустынно. На стоянке такси тоже. Парочка частников, злых и осунувшихся от недосыпа, с надеждой смотрели на него. Вячеслав Иванович мысленно пересчитал содержимое своего тощего бумажника и решительно шагнул к тому, кто показался ему в предутренних сумерках более сговорчивым.
— Гостиница «Сибирь», — сказал ему Грязнов.
— Так не пойдет, — вмешался другой, злой и в более тяжелой весовой категории. — У нас очередь. Слышь, Пенал?
А что, прозвище подходит, подумал Вячеслав Иванович, глядя на водителя, которого выбрал.
— Клиент всегда прав, — сказал Вячеслав Иванович. — Поехали!
— Ты не понял меня, нет? — склонился к окошку тяжеловес.
Это в Москве узнают меня по кожаному пальто, которое пора бы сменить, подумал Вячеслав Иванович, выбираясь из машины. До Тюмени моя слава еще не добралась. Сегодня доберется.
— Мне без разницы, — сказал Грязнов, пересаживаясь в другую машину. — Только побыстрее.
— Тебе куда? — спросил тяжеловес, садясь за руль.
Пенал уныло смотрел им вслед... Правда, в последний момент Грязнов видел, как к Пеналу подошли двое пассажиров с чемоданами.
Он еще не знает, как ему повезло, подумал Вячеслав Иванович. Как и этот не знает, что день для него начался неудачно.
— В гостиницу «Сибирь», — сказал Грязнов.
— Пятьсот, — ответил водитель, глянув на пассажира. Взгляд испытующий, злобный. Если стану торговаться, пожалуй, скинет где-нибудь по дороге, подумал Вячеслав Иванович. И потому ответил небрежно:
— Пятьсот так пятьсот... Только побыстрее.
— Долларов, — пояснил тот.
— Ну а я про что? — поднял брови Грязнов. — Ты бы, милый, поменьше торговался, а побыстрее ехал.
Везде они одинаковы, думал он. Что в Шереметьеве, что здесь... Попробуй согласись с его ценой. Сразу начнет жалеть; что не запросил больше... Он в разное время допрашивал таких вот фраеров, теряющих голову от жадности. Перестают соображать, когда начинают себе представлять, сколько упустили. И вполне могут ограбить пассажира, выкинув где-нибудь по дороге. Этот, похоже, из таковских. Зря я с ним связался. Можно было бы доехать без приключений. А сейчас, нет, чуть подальше, придется остановиться... Вон сам не свой сидит, себя накручивает. А что? Время еще темное, трасса пустынная, кто заметит?