Когда разговор закончился, Грязнов спросил Володю:
— Не передумал ехать в Тюмень? А как будешь действовать? Ведь Козлачевскому ты был нужен, чтобы раскрутить это дело с его бывшей любовницей. И потому он тебя терпел. А сейчас, когда ты его телохранителя расколол, думаешь, ты будешь ему нужен?
— Не думаю, — ответил Володя. — Но, с другой стороны, пока он там, со мной ничего не может случиться. Он понимает, что сам под колпаком. Вот когда он будет возвращаться назад, в Москву, тогда мне снова придется к нему напроситься на чартер...
— Это верно, — согласился Грязнов. — Держись к нему ближе. Он больше чем под колпаком. Он у меня на крючке. Намекни ему об этом при случае. А вот как ты разговоришь его по поводу этих архивов, уж и не знаю... — Грязнов задумался. — Значит, ордер на арест Тимура будет у тебя завтра. Завтра же и вылетай. Сначала заявишься с ним в прокуратуру, потом в областное УВД. И никакой самодеятельности. И звони. Держи меня в курсе всех событий... Договорились?
Володя смотрел на него с сочувствием. Старый ворчун. Вернее, работает под такого. Очень хочет, чтобы у него были ученики. Чтобы было кому передать традиции и все такое...
А сейчас надо опять лететь в Тюмень. Хоть и не успел толком здесь, в Москве, выспаться.
— Я хотел спросить про Коноплева, — сказал Володя. — Нового «генерала» «Сургутнефтегаза». Что про него известно? Где-нибудь с Козлачевским он пересекался?
— Еще как, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Гоша — на верхних нарах. Коноплев — внизу. У Гоши, чтоб ты знал, недержание мочи было. А Коноплев эту детскую болезнь его терпел. И Гоша это не забыл, остался благодарным...
Их разговор прервал телефонный звонок. Это был Турецкий.
— Ну что? — спросил он. — Говорил с Костей?
— Ну ты, Александр Борисыч, даешь! — восхитился Грязнов. — Прямо как за дверью стоял и слушал. Говорил, только что закончил. — И кивнул Володе, пока, мол, иди, свободен.
Володя вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— И что? — спросил Турецкий. — Говори, не томи.
— Цены этим архивам нет, — сказал Грязнов. — Ценнее нас с тобой, вместе взятых. Говорит, Союз бы не распался, вернее, пошел бы по другим рельсам, если бы в эти архивы кто-нибудь в свое время вчитался. Мол, чеченцы теперь локти себе кусают, что Мансурову их продали... А Мансуров в госпитале лежит?
— Да, без сознания, — подтвердил Турецкий. — Вот я посоветоваться с тобой хотел. Что, на твой взгляд, предпримут те, кто захочет вернуть архивы?
— Что бы я на их месте сделал? — призадумался Грязнов. — Все ты меня, Борисыч, в несостоявшихся уголовниках держишь... хоть я уже полковник милиции. А я бы на их месте его женой занялся. Говорят, симпатичная бабочка...
— Есть такое, — согласился Турецкий. — Только не стать бы ей в скором времени вдовой. Не добили бы они ее муженька в госпитале.
— Будем надеяться на лучшее.
— Будем, — поддакнул Турецкий. — Им сейчас, думаю, кроме этих бумаг, никто не нужен. Толку от Мансурова сейчас никакого... Витя Солонин мне тут то же самое втолковывал, мол, теперь они за дамочку примутся, а я понял это так, что он сам не прочь ее поохранять, пока муж в коме пребывает.
В трубке послышалась какая-то возня, прерываемая смехом и бормотаньем.
— Еще один обиженный — некто Витя! — сказал Турецкий, запыхавшись. — Стоит тут у меня над ухом и мешает. Привет тебе передает, включая благодарность за моральную поддержку.
— Взаимно, — буркнул Грязнов и положил трубку.
Тимур гнал на своем «опеле» в сторону аэропорта, поглядывая в зеркало заднего обзора. «Лендровер» мчался за ним, поднимая снежную пыль, не сокращая и не увеличивая дистанцию. И когда «опель» прибавлял, «лендровер» прибавлял тоже.
Хотят догнать, когда выедем на лесополосу, подумал Тимур.
Он сам в этой лесополосе кое-кого в свое время замочил точно таким же образом.
Решили воспользоваться его опытом? Тимур усмехнулся, покрутил головой. Неужели этим соплякам с бритыми затылками заказали его, Тимура? Или Гоша решил, что он, его верный телохранитель, сам гигнется от страха? Сколько их там? Четверо, пятеро? А сколько бы ни было!
Не больше, чем патронов в обойме его «глока». Хватило бы только патронов...
Хватило бы баксов... Он взглянул на дорожную сумку, у которой выпирал правый бок, заполненный пачками «зеленых». На старость хватит. Он вернется к себе в Кизляр и забудет как страшный сон все, что здесь происходило. К хозяину он не в претензии. Прокололся он сам со своими кроссовками, будь они неладны... Но если только в них он мог ходить легко и бесшумно, как снежный барс. Если только в них он мог выполнять поручения хозяина. И хозяин никогда не проявлял недовольства. Очень натурально переживал по поводу Степана Ивлева и Николая Бригаднова, грозивших его посадить, а ему, Тимуру, сунул втихомолку, ни о чем не говоря, только глядя прямо в глаза, пару долларовых пачек. И дело было сделано. На месте Гоши он поступил бы точно так же. Даже еще круче... Но сейчас он действует без его безмолвных приказов.